Пожирающая Серость

Она исчезла прежде, чем он успел что-либо сказать. Или напомнить, что сегодня будний день, хотя мысль о школе исчезла, когда открылась дверь.

Была только одна причина, по которой Августа Готорн приглашала детей в комнату для чтения. Она хотела узнать будущее.

Мэй с Августой ждали его за исцарапанным деревянным столиком – единственной мебелью в комнате, древнейшим предметом на участке Готорнов, не считая дерева, которому они обязаны своей фамилией. Джастин скользнул на свое обычное место напротив окна, нечеткие очертания ветвей прижимались к стене дома.

– Вы готовы? – спросила Августа.

Над ее головой висел портрет Хэтти Готорн, одной из основателей Четверки Дорог и их родоначальницы. Ее лицо свидетельствовало о преемственности генофонда Готорнов – очевидная, белокурая, суровая привлекательность, приправленная улыбкой, которая на деле являлась хорошо замаскированной ухмылкой. Хэтти сама его нарисовала, как и колоду Предзнаменований полтора века назад. Джастин был практически уверен, что однажды видел, как Хэтти с портрета заправила выбившуюся прядь за ухо.

– Я могу погадать тебе, но сначала хочу получить объяснения. Это облегчит мне задачу.

Единственное, что выдавало Мэй, была легкая дрожь пальцев, когда она взяла в руку колоду Предзнаменований. Не каждый Готорн умел предсказывать будущее, но их сила была связана с прогнозированием и влиянием на корни и ветви, которые объединяли город. Как Карлайлы работали с камнем, а Салливаны могли вредить или исцелять одним касанием. Каждая семья защищала Четверку Дорог по-своему.

Во всяком случае, должны были. В последнее время Джастин начал сомневаться, защищают ли они вообще город.

Августа вздохнула, но покорно кивнула:

– Сегодня ранним утром мне сообщили, что на границе беспорядки. Я была настроена скептически, но решила проверить. Мой помощник оказался прав, но мы не были готовы к последствиям.

– Последствиям? – не выдержал Джастин.

И снова он; проблеск страха на лице матери, хотя речь оставалась спокойной.

– Офицер Андерс мертв.

Комната для чтения потеряла четкость, а внутри Джастина все похолодело от внезапно нахлынувшего, ошеломляющего чувства вины. Еще на прошлой неделе Андерс просил его быть осторожнее. Джастин подумал о широких плечах мужчины, закручивающихся усах, кобуре на поясе. Пистолет никак бы его не спас. Но если бы Джастин обладал силами, возможно, он смог бы помочь.

День ритуала навсегда запечатлелся в его памяти. Как горела его ладонь, когда он провел по ней ножом, как прижимал ее к центру боярышника, как кровь стекала по коре.

Как он ждал. Как проходила каждая мучительная секунда, и он отчаянно надеялся, что что-то произойдет, а Мэй и мать встревоженно переминались с ноги на ногу. И наконец Джастин ощутил, что дерево ожило; услышал его чудесное, глубокое сердцебиение. Но то не преклонилось в знак подчинения, как ожидалось. Вместо этого по нему поползла тусклость. Воздух разверзнулся, и вокруг Джастина возникла Серость – статичное небо, темные пульсирующие деревья, – и тогда юноша почувствовал себя очень маленьким и невыносимо беспомощным.

Его охватила удушающая паника, и он рухнул на колени, а в ушах раздался гулкий голос. Джастин не понимал слов, но раз он находился в такой близости к Зверю, чтобы слышать его голос, значит, уже был все равно что мертв. И он слишком испугался, чтобы бороться. Вот что Зверь делал с людьми, которые не обладали силой, – заставлял их видеть и слышать все, что захочет. Он заставлял их поверить – еще задолго до того, как убивал, – что им лучше покинуть этот мир.

Тогда его спасла Мэй. Она втащила его обратно в Четверку Дорог прежде, чем монстр поглотил его, как всех других Готорнов, которые оказались недостойными способностей.

Так Джастин жил дальше – как получалось.

А теперь из-за того, что он не мог защитить город, Серость окрепла и погибло четыре невинных человека.

Голос Мэй, сидящей напротив, стал нежным и тихим, как согнувшаяся травинка:

– Мне очень жаль.

Августа пожала плечами:

– Не меня жалей, Мэй. Это не я погибла. – За этим последовала секунда оглушающей, пораженной тишины, словно после пощечины или крика… – Теперь мы можем начать?

Мэй шмыгнула.

– Конечно, мама. Задавай вопрос.

– Кто или что вызвало это укрепление Серости? – осторожно спросила Августа. – И как нам это устранить?

Никто не должен был задавать два вопроса, но Августа всегда так делала. И Мэй принялась тасовать карты. Когда ее сила пришла в действие, они исчезли одна за другой, пока не осталось всего четыре.

Мэй разложила их на столе, всевидящие очи смотрели в разные стороны. Августа никогда не снимала перчаток, поэтому дочери пришлось взять мать за запястье – тактильный контакт был обязательной частью гадания. Второй рукой в перчатке Августа взяла ладонь Джастина; спустя секунду он почувствовал прикосновение слегка потной ладони Мэй. Только через полминуты Мэй разорвала круг.

– Они готовы.

Она перевернула каждую карту. Тени от ее пальцев метались по столику, словно чернильные линии, впитывающиеся в дерево, – а затем застыли над последней картой.