Пожирающая Серость

Любопытная особенность скорби – как только Вайолет пережила первые пару недель, за которые вновь научилась спать, есть и дышать, существовать стало даже труднее. Она прошла через подготовку и организацию похорон, общалась с чрезмерно заботливыми соседями и ходила на терапию. Но ни одна пустая фраза, ни один доброжелательный совет не учил тому, как вести себя, когда находишь в машине украшение своей мертвой сестры, спустя месяцы после того, как все ее имущество было надежно замуровано в коробки.

Роузи даже не любила этот браслет. Более того, Вайолет четко помнила, как сестра скривила губы, когда открыла подарок на свой шестнадцатый день рождения. Браслет подарила двоюродная бабушка по папиной линии, которая не видела Роузи и Вайолет с их младенчества и имела лишь поверхностное представление о подростках и том, как они функционируют.

«Роза? Серьезно? – сказала позже Роузи, когда они спрятались в ее спальне, чтобы изучить гору одежды и странные творческие проекты, подаренные ее друзьями. – До чего банально. Нет, я, конечно, надену ее из вежливости, но я не из тех девушек, которые носят цепочки со своими именами. Как ошейник».

Вайолет согласилась с ней, как всегда, и высмеяла подарок. Но она помнила, как думала тогда. Хоть браслет и не был в стиле Роузи, по крайней мере, их двоюродная бабушка пыталась с ними связаться. После смерти их отца Джунипер не поддерживала контакта с родственниками с его стороны, и Вайолет радовалась любому намеку на их существование.

Теперь она смотрела на филигранную розу, слегка потускневшую от времени, проведенного в чистилище подстаканника.

«Да к черту!» – Вайолет открыла застежку и спрятала прядку в папку. Затем надела браслет на запястье и повернула розу так, чтобы та находилась прямо над фиолетовыми венами, тянувшимися к ладони.

Такой сентиментальный поступок. Роузи бы это взбесило. Но когда они свернули с шоссе, Вайолет уже чувствовала себя не такой одинокой.

* * *

«Порше» проехал по череде безлюдных объездных дорог, ландшафт сменился с оживленного шоссе на ухоженные сельскохозяйственные угодья. Фермы быстро уступили место лесу, и вскоре машину окружили деревья, теснящиеся у края дороги, полуденное солнце подсвечивало сзади их ветви. Вайолет смотрела в окно на окутанный глубокими зеленоватыми тенями пейзаж, в наушниках играли вперемешку Шуман, Бах, Шопен.

Что-то в деревьях привлекло ее внимание. Стволы казались такими четкими, а листья насыщенными, как будто ветви покачивались прямо перед «Порше», хотя деревья были в отдалении.

Наконец они свернули на извилистую, плохо проложенную дорогу. На низкой ветке на ржавой цепи висела табличка, приветствующая их выжженными черными буквами в Четверке Дорог, Нью-Йорк.

– Не могу поверить, что она до сих пор тут висит, – усмехнулась Джунипер. – Я думала, что ее заменят на что-то более представительное.

Вайолет сняла наушники.

– Она здесь еще со времен твоей учебы?

– Она здесь столько, сколько я себя помню.

Это первый кусочек информации о Четверке Дорог, которым Джунипер поделилась добровольно. Горло Вайолет сжалось от тысячи незаданных вопросов, а «Порше» катился мимо старых домов. У каждой двери висели рыжевато-бурые колокольчики – иногда пара, иногда больше. Ветер раскачивал их взад-вперед, но Вайолет не услышала звона, даже когда опустила окно.

Девушка попыталась рассмотреть их внимательнее, но машина добралась до центра города, по крайней мере так можно было подумать: ветхие дома сменились ветхими зданиями.

Здесь не существовало такого понятия, как «сетевой магазин», только небольшое скопление лавочек, словно сошедших со старых снимков. По отклеивающимся золотым буквам на витрине Вайолет опознала бакалейный магазин. Еще магазин подержанной одежды, кабак, гастроном и публичную библиотеку с крутой двускатной крышей. Перед закусочной в стиле пятидесятых околачивались люди, бросающие окурки прямо на асфальт. Когда «Порше» проехал мимо, все взгляды обратились к ним. Несмотря на то что они покинули Уэстчестер всего пять часов назад, Вайолет казалось, что она перенеслась на другую планету.

Джунипер показала ей ратушу, которая поражала своим великолепием, внушительностью и неуместностью на фоне дряхлых соседей. За ней широкой полосой начинался лес; по обеим сторонам крыши ползли заблудшие ветви, тянущиеся друг к другу. В Оссининге, родном городке Вайолет, каждое дерево казалось чужаком, упрямо растущим из сыпучего гравия или из небольших огражденных квадратиков почвы на асфальтированной улице. Здесь же чужаками казались здания, заблудшие на территорию леса.

Единственным местом, где деревья не росли, было небольшое поле за ратушей. Чуть дальше от главной дороги, между лугом и лесом, примостилось одинокое здание. На двери был вырезан символ, который не был знаком Вайолет: круг с проходящими через него четырьмя линиями, не соприкасающимися в центре; как искаженный крест.

– Это церковь? – поинтересовалась она у матери, изучая расписной рельефный мрамор, сужающейся дугой поднимающийся по передней части здания к острию на вершине.

Джунипер покачала головой: