Дэнни и Диего учатся в одном классе. Диего — затяжная пытка.
Дети смеются, и их смех отскакивает от стекла к стеклу, как мяч. Никакого спасения. Смех гудит в ушах Дэнни, режет, словно лезвием, барабанные перепонки.
Дэнни бьется лбом о стекло. Еще. Еще. Сильнее.
— Смотрите на него! Дэнни еще и бо-бо-бо-боль-но-о-о-о-ой!
«Вызови его, он верит в тебя, он видит их всех. Он поддержит тебя».
Теплый ручеек крови течет по стеклу. Дэнни больше не бьется. По расшибленному лбу размазана кровь. Дэнни поворачивается, глаза блестят.
— Он вас ненавидит, — говорит он.
И дети умолкают. Потому что у Дэнни испачкано лицо.
Он их ненавидит. Всех.
Дети думают, что «он» — отец Дэнни.
Он — не отец Дэнни.
Он еще не появился. Он только будет.
17 апреля 2006 года
Пьетро — мальчик о-о-очень необычный
Пьетро спал крепко и безмятежно. Потому что мама его успокоила: она сказала ему, что сон — это всего лишь сон. И с реальностью он не связан. Никак.
Когда во время обеда они посмотрели новости по местному каналу и увидели фотографии Франческо и Луки, у Пьетро случился эпилептический припадок. Первый почти за год.
С этого момента начались психозы. Два за ночь, ни дня перерыва между первым и последующими. Это было уже слишком. Кто-то увидел в этом знак Антихриста. Если Христос умножал хлеб и рыбу, вызывая зависть местных рестораторов, то Антихрист, тоже обладая даром вездесущности, мог умножать преступления. Некоторые даже утверждали, что ночью семнадцатого умерли четверо. На что кто-то возражал: «Не Мазингер же это». Но в тот день детей сопровождали, куда бы они ни пошли, даже переводили с одних качелей на другие. Вечером был объявлен комендантский час. В 19.00 всем следовало сидеть дома, еще лучше с чистыми руками и приятной улыбкой за ужином.
Пьетро в тот день ничего не ел. Мычал без перерыва до самой ночи, пока сон не победил его, победил за секунду до того, как у Дарио — щенка сенбернара с кучей гирек, оттягивающих веки, — впервые в жизни случился нервный срыв. Синьор и синьора Монти не могли объяснить, почему Пьетро проявил такую бурную реакцию. Алиса обещала прийти к ним на следующий день, еще раз попробовать «облегченную коммуникацию». И в этот раз она приведет его мысли в порядок. Синьора Монти не могла понять, почему Пьетро так отреагировал; и все же что-то зашевелилось за кулисами его сознания — душевное волнение. Но он этого не понял и не поймет никогда, до конца жизни.
Между тем на виа Мусколини, 22, родители Франческо отключили бордовый «Grillo». Отец даже положил его в коробку, которую решительно закрыл и засунул на самую высокую полку в гараже. Месяцем позже он заменит его на самую современную беспроводную телефонную трубку. Отец и мать не поговорили друг с другом. Они так и не поняли, почему их сын, такой хороший мальчик, сбежал украдкой. Мать своим молчанием обвиняла отца в том, что он зря наказал сына. Отец в свою очередь обвинял мать, что она не запретила ему выходить. Все происходило без единого сказанного слова и этим безмолвием было скреплено и опечатано.
18 апреля 2006 года, 10.00
«Пьетро знает: это сделал старик».
— Пьетро, я попросила тебя не отвлекаться. Прошу тебя ответить.
«Пьетро знает: это сделал старик».
Алиса инстинктивно встала со стула. У нее болела голова, ее знобило, но она была уверена, что это не температура. Это — страх. Трое из четырех ребят, которых Пьетро изобразил на своем рисунке, мертвы. И старик, стоя за серебристой листвой на странице для рисования формата А4 в папке работ этого года, казалось, злобно ухмылялся. Ее знобило из-за этого рисунка, но Алиса повторяла себе, что у всего есть название и это не что иное, как внушение. То ощущение можно было назвать еще «спешностью», потому что буквально все торопились найти логическое и рациональное решение, требовался виновный, причина, хоть что-то. Но старик Пьетро уже надоел, его рассуждения были совершенно бессмысленны, выводы — безосновательны. Пьетро не выносил неопределенности, как и все, разумеется, но он — особенно. Поэтому он предпочитал предметы. По той же причине он повторял одни и те же фразы. Пьетро заставлял непрерывно изменяющуюся вселенную оставаться однотонной и предсказуемой. Пьетро закрашивал слоями бриллиантово-зеленой пастели пропасть мира, и по каждому из них, как по мостику, он продвигался на один шаг. Внизу, как и для других, все еще зияла пропасть. Но он твердил себе, что надежно переступает по пластам строго зеленого цвета. Из-за этого Алиса теряла терпение:
— Послушай меня внимательно, Пьетро. На экране есть вопросы. Вопрос номер один звучит так: видел ли ты когда-нибудь раньше того старика? Вопрос номер два: тебе кто-нибудь говорил о том старике раньше? Вопрос номер три: после того дня ты еще раз видел старика?
«Пьетро знает: это сделал старик».