– Ренн, – сказал Фин-Кединн, и Торак, очнувшись от своих мыслей, вздрогнул от неожиданности. – Ступай прямо сейчас на стоянку и расскажи Саеунн об огненном опале.
– Но я хочу остаться! – запротестовала Ренн.
– Ступай. Мне нужно поговорить с Тораком наедине.
Ренн вздохнула и поднялась на ноги.
И Торак вдруг почувствовал, что ему очень важно, прямо-таки совершенно необходимо поговорить с ней до того, как она уйдет.
– Ренн, – тихо сказал он, отведя ее в сторонку, чтобы Фин-Кединн не услышал, – я должен кое-что рассказать тебе.
– Что еще? – сердито спросила она.
– Нечто очень важное, о чем я тебе никогда еще не рассказывал. Но непременно расскажу!
Он даже удивился, потому что Ренн не стала, как всегда, нетерпеливо закатывать глаза, а нахмурилась, помолчала, теребя тесемку своего колчана, и по-прежнему сердито буркнула:
– Ну и хорошо! В конце концов, у всех есть свои секреты. Даже у меня. – Потом лицо ее просветлело, и она с надеждой спросила: – Неужели это означает, что ты остаешься с нами?
– Я еще не знаю.
– Тебе надо остаться! Останься!
– Я вашему племени не подхожу. Я себя там чужим чувствую.
Ренн фыркнула:
– Ну и что? Я прекрасно знаю, что не подходишь! Но ведь ты и в любом другом племени себя бы чужим чувствовал, верно? – И она, сверкнув острозубой улыбкой, вскинула лук на плечо и быстро пошла прочь, петляя среди деревьев.
После ухода Ренн Торак и Фин-Кединн некоторое время сидели молча. Потом вождь племени встал, надел на прут крупного леща и подвесил его над алыми головнями – жариться. Торак продолжал сидеть в глубокой задумчивости.
– Ешь, – сказал ему Фин-Кединн, снимая рыбу с огня.
– Я не голоден.
– Ешь.
Торак начал есть и обнаружил, что прямо-таки умирает от голода. Он успел прикончить большую часть леща, прежде чем обнаружил, что сам Фин-Кединн почти ничего не съел.
С тех пор как Фин-Кединн спас их во льдах, они впервые оказались наедине. Торак вытер рот и спросил:
– Ты на меня сердишься?
Фин-Кединн неторопливо вычистил нож о снег и повернулся к нему:
– А почему я должен на тебя сердиться?
– Потому что я ушел искать Волка, не спросив твоего разрешения.
– Зачем же тебе мое разрешение? Ты ведь уже почти взрослый. – Вождь помолчал и сухо прибавил: – Именно поэтому, впрочем, тебе бы стоило вести себя соответственно.
Эти слова подействовали на Торака, точно ожог.
– Но как я должен был поступить? Я же не мог позволить Пожирателям Душ принести в жертву моего Волка! Не мог позволить им заполонить злыми духами весь наш Лес!
– Ты должен был вернуться и попросить меня о помощи.
Торак открыл было рот, собираясь протестовать, но Фин-Кединн одним взглядом остановил его.
– Ты выжил чудом, Торак. И потому лишь, что этого захотел Великий Дух. Но удача рано или поздно отворачивается от любого. Великий Дух просто перестает тебя замечать, даря свое благоволение кому-то другому. Тебе нужно жить в племени.
Торак упрямо молчал.
– А ну-ка скажи, – попросил его Фин-Кединн, – какие следы ты сейчас видишь вокруг себя?
Торак удивленно вскинул на него глаза:
– Что?
– Ты прекрасно меня слышал.
Торак был совершенно озадачен, но все же принялся перечислять. Глубокие, как бы с приволакиванием ноги, следы зубра. Несколько неровно отгрызенных веточек, явно оставленных благородным оленем. Едва заметные ямки в снегу, и в каждой на дне крошечная капля замерзшего помета – здесь ночевали, собравшись вместе, белые куропатки.
Фин-Кединн кивнул:
– Твой отец хорошо обучил тебя. Он научил распознавать следы, и благодаря этому ты всегда понимаешь, что говорит тебе Лес: ведь ты внимательно его слушаешь. А вот сам твой отец в молодости никогда никого не слушал! И всегда был уверен, что прав. Выслеживать, прислушиваться к голосу Леса – таким даром обладала твоя мать. – Фин-Кединн помолчал. – Возможно, так старательно обучая тебя, твой отец пытался предостеречь от ошибок, которые совершал в свое время.
Тораку тоже пришла в голову эта мысль.
– Если ты сейчас уйдешь, – продолжал Фин-Кединн, – то против троих колдунов, обладающих невероятным могуществом, тебе придется сражаться в одиночку. А одному тебе ни за что их не одолеть.
Волк, лежа на берегу, прикончил заячью лапу и теперь стоял, виляя хвостом своему отражению в воде – своей телесной душе.
Фин-Кединн некоторое время наблюдал за ним, потом сказал:
– Молодой волк может быть беспечно-храбрым. Испытывая уверенность в том, что может сам, в одиночку, завалить лося, он забывает, что лосю достаточно одного удара копытом, чтобы его прикончить. И все же, если у этого волка хватит ума немного подождать, он действительно со временем сможет завалить не одного, а многих лосей. – Он повернулся к Тораку. – Я не уговариваю тебя остаться. И не приказываю тебе. Я тебя об этом прошу.
Торак нервно сглотнул. Никогда прежде Фин-Кединн ни о чем его не просил.
А вождь племени Ворона наклонился ближе к нему и спросил с непривычной нежностью в голосе:
– Тебя что-то тревожит, мучает? Расскажи мне.
Тораку очень хотелось все ему рассказать. Но он не мог. А потому пробормотал лишь:
– Тот нож, который ты для меня сделал… В общем, я его потерял! Прости.