Пожиратель Пространства

Некоторым не очень везёт. Они не успевают застать мамашек—бабуль—прабабок живущими. Потому горбатятся, платя ДТДТ профсоюзные взносы и наживая состояние с нуля.

А некоторым из отчаявшихся не везёт совсем, изначально – они К Звёздам так и не прорываются. Вокруг единственного на Киру Тиане космопорта, являющегося экстерриториальной зоной, кишмя кишат кирутианцы. Мужчины не желают отпускать своих женщин в Небо. К Звёздам, постоянно крадущим у них жён и дочерей…

Я постоянно задаюсь вопросом, на который Ррри не желает мне отвечать. Почему мужчины Киру Тиана ужасно не любят улетать с планеты??? Решается на это – от силы один на полмиллиона… А остальные четыреста девяносто девять тыщ девятьсот девяносто девять, копошась под корягами в дерьме и грязи, терпеливо ждут обещанных алиментов. Возятся с детёнышами обоих полов, и с ненавистью по ночам рычат на звёзды… Впрочем, всё это к текущим делам не относится. Но вопрос интересный. более чем!

Оставив потерявшего дар речи каракатица пребывать в шоке у своего старого кара, унёсшего нас от преследования, мы уходим в толпу и растворяемся в ней. Счастье таксёра, что он не швидданин; швидданину Ба открутила бы «ноги» с «головой» вместе и сожрала без соли! Бывший член нашего Экипажа раз и навсегда «подставил» своих соплеменников.

«Ого! – думаю я по ходу. – Как страшенно кушать—то, кушать хот—ца! Доберусь вот до ресторана с человечьей жратвой, да ка—ак навалюсь… Надо срочно восстанавливать энергию, затраченную на лабиринт приключений!»

* * *

…и мы добираемся в соответствующий моим антропоцентристским вкусам ресторан, и я та—ак наваливаюсь!..

Что останавливаюсь только после пятой кружки пива, шестого пирога с вишнями и третьей порции холодца, который тут почему—то зовут «студнем». (Поубивал бы!) Лишь подчистив все тарелки до последней крошки, я с удовлетворённым «У—у—уф—ф—ф!» откидываюсь на спинку стула.

Всеядная Ррри слопала кучу мяса и гарнира (в одну порцию, но по весу раз в десять большую, чем все мои) и выхлебала десятилитровую ёмкость пива. Налопавшись и нахлебавшись, увалила в местный гальюн, отливать. Не уверен, что в женский. У кирутианок ведь выход мочеиспускательного канала – не отверстие, а тонкий отросток сантиметров пятнадцать длиной. Располагается он сзади и пониже влагалища, сразу за анальным отверстием, прикрытым одним из трёх паховых подвижных, мускулистых «лепестков». Неудивительно, что Ррри, зар—раза мохнатая, обожает эпатировать особей мужеска полу всех рас и народов.

Я с трудом встаю из—за стола, пошатываясь от полноты переполняющих чувств и яств, и почти как Бабуля, вперевалку, топаю к стойке. Стаканчик горилочки в завершение, и стоп. Не буду звать официанта, сам схожу…

– Брат ты мой, – говорю бармену—бетельгейзианцу, тёмно—фиолетовому псевдолису, более чем двухметровому, почти с меня ростом, – братец по разуму… ик—к… (выходит из меня полнота переполняющих яств) налей—ка мне, братан, если есть… ик—к… (снова выходит) стопарик самой что ни на есть «Горилки з пэрцэм». Е така?..

– Така е, – отвечает мне на чистейшем стэповом наречьи лис, и скалится в подобии улыбки (до чего же мы, человеки, заразны, даже нашу мимику по всем Пределам копировать пытаются…). От этой гримасы морда его становится пародией на одного из героев голомультяшек. – Ще б пак! Тоби налыты на тры пальци чы на два?

– На… ик—к… (это уже полнота чувств!) пьять… Та повный налывай! А ты звидкиля мою ридну мову знаеш, га?!

– Было дело, – переходит он на косморусский, на котором я к нему обратился сперва. – Поработал в Мыколограде. В миссии.

– К—какой такой миссии? – перехожу и я на корус.

– Единого Истинного Бога Иеговы, конечно!

– А—а—а… ну и как, много наших автокефалов и николианцев охмурили?

– Да нет, – скалится лис. – Твердолобые вы, степари… ортодоксы.

– Приятно… и—ик… слышать. Тупым сладымарям триста лет понадобилось, чтобы прийти к аналогичному выводу. Травили они нас, травили, и корус, и ридну мову из нас вышибали, превращали нас в «цивилизованных» технологианцев, а таки не вышибли…

«Только дух славянский, падлюки, таки из нас выпустили, почти что. – Думаю я невольно. – Братья русичи ужаснулись, когда освободили нас… Спрашивают, во что же вас превратили эти сволочи—техноисламисты…»

Мне вдруг делается нехорошо, в глазах щиплет, будто слёзы просятся наружу, и я добавляю:

– Извини, бетел, я пошёл… Сейчас вернусь, допью.

В гальюне (который на планетах, базах и станциях называется по—другому и по—разному, например, «туалетом» или «клозетом») я заползаю в индивидуальный отсек. Закупориваюсь наглухо и предаюсь тайному греху, о котором никто – я надеюсь! – не ведает.