К этому времени я уже успел второй раз за время пребывания на Вольном Торговце поесть, и даже часок отдохнуть в отведённой мне каюте. Ко входу в неё меня, собственно, и притащил Мол. Я тогда находился в бессознательном состоянии, поэтому он прикрепил на пиджак записку и отправился в свою ходовую рубку… Короче говоря, первый день моего пребывания на борту оказался насыщенным донельзя, и продолжиться обещал в том же духе.
К киборгам у меня отношение двоякое: никак для себя, пся крев, определить не могу, человеки они или нет. Понятно, что основу их интеллекта составляет трансплантированный «в тАнку» человеческий мозг. Впоследствии – техногенно модернизированный, при помощи всяких механически—электронно—энергетических устройств. Но мозг—то человеческий, значит, и отношение как к человеку должно быть. Персонально в моём случае – отрицательное.
И в то же время: мозг ведь – это ещё не весь человек. Мы, как личности, формируемся под воздействием среды обитания и существуем под её постоянным давлением. В этой связи, относительно Гана, я могу сказать следующее: он уже далеко не та личность, совсем не та, что «имела место быть» ДО трансплантации мозга в кибертанк.
Потому что основной, наиважнейшей средой обитания для разума индивида является его собственное тело, и ничто иное.
Как может оставаться самим собой тот, у кого вместо сердца теперь мотор, вместо желудка генератор, вместо глаз объективы, вместо ног гусеницы, а вместо рук манипуляторы?..
Здесь первоначальная проблема и всплывает: не та личность или не та сущность? Скорее всего, второе. И заниматься исследованиями киборгов должны, я думаю, совсем не социологи, этнологи и прочие гуманитарии—антропоцентристы.
Разумы «в танке» – несомненно, подопечные ксенологов, коллег моих в науке.
Киборги – уже Иные.
Это всё пришло мне в голову, пока Ган, успевший переругаться с Фаном и Молом—Марихуаной, взахлёб рассказывал подноготную нашего (уже и моего?..) кораблика, «самого—самого» в своей исключительной неповторимости.
Не одни сутки понадобились киборгу, чтобы научиться имитировать своим лишь отдалённо «механическим» голосом эмоции, присущие человекам. Надо отдать ему должное – научился. Неестественность голоса бросается в уши только с непривычки, первое время.
Этими эмоциями на самом деле необычайно насыщен голос – но ты замечаешь это, лишь когда становишься киборгом. Сказочно богат на интонации голос человека, голос любого живого разумного существа, способ коммуникации которого сформирован в фонетической среде.
Ган рассказывал взахлёб, и речь его почти на треть, как и у всех индивидов, прошедших «трансформацию по—свитсмоукски», состояла из техно—слэнга.
Ещё один повод пристальнее, внимательнее присмотреться к киборгам: любопытен и странен механизм засорения их речи технической терминологией – как универсальной, общепринятой, так и специфическими диалектами локальных технократических сообществ, а также эндемической лексикой ряда экзотических специальностей, превратившихся в замкнутые касты.
Ган рассказывал:
– …Ты, чайник Джи, гнёзда не пломбируй. Эррор случился из—за Урга, помехи атмосферной. Он мой процессор обманкой накачал, проц из—за этого сбоИть пошёл. Думаю, не так уж сильно тактовая частота у нас не совпадает.
– Ладно, не обижаюсь. – Отреагировал я. Хотя не уверен был, что понял смысл сказанного.
– Вот и двести двадцать! – обрадовался он тому, что я не обижаюсь.
– Послушай, Ган, а ты менее поэтично способен изъясняться? – поинтересовался я.
– Способен. Только перегрузки боюсь. Чтоб целиком по—человечьи изъяснятся, надо процессор с предохранителей снимать. Так и сгореть недолго…
– Чтоб твой мозг сгорел, его в реактор засунуть нужно. – Прокомментировал Фан, и Сеть ПП исправно ретранслировала этот комментарий.
– Турбо, обзавёлся б ты заглушками. – Огрызнулся Ган.
– Фильтруй базар, – произнёс Фан одну из любимых вольными торговцами идиом, – может, понятней и заговоришь.
– Джи, не делай на него поправки, – сказал Ган, – на чём Основной остановился?
– Именуй Биг Босса как положено! – снова влез Фан. – Парня – тоже. Его имя Эн – джи!
– Относительно систем вооружения Основной ничего не зафиксировал на твоих носителях памяти, – пропустив мимо аудиодетекторов замечание Фана, продолжал Ганн. – Инфу я закачаю. Вооружение Папы оставлено в полном объёме. Кроме носимой—возимой напланетной техники. Все эти эндеры—шмендеры, других конструкций лазеры—балазеры, гиляторы—дозаторы, скорчеры—момчеры, прессеры—мессеры и всякие другие пукалки—шмукалки.
Скорей всего, процессор действительно не выдержал попытки заговорить хоть чуточку поудобоваримей. Или лексические предохранители. Перегорели, леший—пеший, – и всё тут!
– Кончай дурачиться, Ган! – еле слышно прошелестел из ретранслятора голос Мола—Марихуаны, и перед нами на мгновение возникло и тут же исчезло «голо» внутреннего пространства рубки – с прилипшим к пульту старшим навигатором.
– Это акт протеста, чтобы ко мне не как к железяке чугунной относились, – ответил Ганнибал, причём безо всякого там техно—слэнга, – а подобно…