Пожиратель снов

— Я не… я не смогу уснуть, — сказал он. Он опустил голову, вдыхая так, словно его грудь сдавило.

— Пап? — Марлин погладила его кулак, потирая его и расслабляя ладонь. Гнев проступил пятнами на ее щеках, черта Пирсов. — Не сдавайся заблуждениям. Для него плохо…

— Дай закончить, Мару-чан, — сухо сказал папа на японском.

Кен опустился на колени возле меня, ноги заняли позу сэйза.

— Слушаю, сэр, — сказал он.

Взгляд Марлин мог растопить стекло.

— Когда я покинул Аомори, — сказал папа, глядя на Кена, — Те только обрадовались, а остальные не верили в разговоры о крови.

Молчаливый папа рассказывал такое на английском. Кену, незнакомцу. Это обижало.

— Я никак это не исправил, — продолжил папа. — А потом женился на человеке. И она родила детей.

— Человеке? — сдавленно повторила Марлин.

— Они ничего не знают. — Кен не скрывал неодобрения.

Папа нахмурился.

— Им лучше жить без знаний с людьми, чем жить так, как принимают с кровью Тех.

— Кои переживает сны других людей. Вы оставили ее уязвимой без советов? Без объяснений?

Плечи папы опустились.

— Я думал, это было… по силам.

«По силам?».

Я подавила всхлип. Или смех? На вкус было как кислая хурма. Все те уроки, которые я пропустила, чтобы не задеть случайно кого-то. Фрагменты людей, размывающие всех вокруг меня. Я не знала порой, была ли реакция моей или от фрагмента другого человека. Я вспомнила, как меня раз за разом тошнило в туалете, когда я ощущала фрагменты умирающей матери, и как сны Лисы о ее папе вызывали боль, желание сорвать кожу, как кожицу лука.

«По силам».

— Пап, — сказала я. Все посмотрели на меня. Марлин злилась, а в глазах папы было не смятение, а горе. Я сглотнула ком в горле.

— Ты — баку, — сухо сказала я. После его признания Кену во мне не осталось нежности.

— Кои, не глупи, — рявкнула Марлин.

— Послушай меня. Перестань все сглаживать хотя бы на миг.

Марлин побелела. Мой тон был резким? Не важно. Марлин могла хоть раз умолкнуть. Я повернулась к папе.

— Я тоже баку?

— Может, да, — сказал он. — Я точно не знаю, сколько в тебе от меня, а сколько — он Андреи.

— И за все годы… ты не подумал, что это была важная информация?

Папа покачал головой. Гнев делал все в комнате острым и четким. Было приятнее, чем ощущать смятение.

— Я думала, что я — фрик! Тебе нужно было просто сказать: «Кои, ты не чокнутая, просто твой отец — слон, пожирающий сны, из мифов». Это было так сложно?

— Какой была бы твоя жизнь, если бы я показал тебе Тех? Ты не понимаешь, — сказал папа, английский стал еще хуже.

— Думаешь? — я указала на Кена. — Он не такой и ужасный, — я прижала костяшки к вискам. Я хотела рычать или ударить что-нибудь.

— Хватит, — сказала Марлин.

— Почему не она?

Папа покачал головой.

— Те редко связываются с людьми. Мы держимся в стороне, — он моргнул пару раз.

Мой папа не плакал даже на похоронах мамы, но теперь влага собралась в уголках его глаз.

Гнев стал потрясением. Весь мир перевернулся и вывернулся. Я опустила руки.

— Ха, точно, — сказала я, но сердце болело. Папа никогда еще не выглядел таким уязвимым, похожим на человека. Мои колени не выдержали. Я падала возле Кена. Он обвил рукой мои плечи под хвостом волос.

Не было сил стряхнуть его руку.

Папа теребил край рубашки.

— Андрея? Не плачь, милая, — сказал он.

Марлин сжала его руку.

— Пап?

Он ударил кулаками по бедрам, словно мог прогнать смятение болью.

— Кои, да. Ах, нет, — он содрогнулся, вдохнув. — Я долго медлил. Слишком поздно, — прошептал он на японском.

— Что поздно? — закричала Марлин.

Кен зашипел на нее. Папа снова заговорил дрожащим голосом:

— Я взываю к тебе, кицунэ, как один вид к другому. Догадываюсь, зачем ты в Портлэнде. Но я не об этом. Ты должен помочь моей дочери. Водный дракон не может ее получить.

— Клянусь честью, — медленно сказал Кен на древнем японском, который я слышала только в исторических японских сериалах.

Папа ответил в том же стиле.

— Я пойму, кицунэ, сдержал ли ты обещание. Я почувствую вкус во мне.

Последние слова дорого ему обошлись, потому что его веки опустились, быстрое движение под ними указывало, что он был на взводе, хоть сжимал губы так, что они побелели.

Вдруг по крыше застучал дождь. Папа сжался от звука. Марлин укутала его в одеяло с вышитым гибискусом, тоже мамино.

Я ощутила, как Кен опустился на свои пятки.

— Что ты наделала? — нарушила тишину Марлен. — Он устал и отключился.

— Ты о том, что папа наделал? — тихо сказала я.

— Он пробыл у тебя всего ночь, но уже разваливается. Тебе так сложно позаботиться о нем? Почему ты ведешь себя так, словно все должно подстроиться под тебя? У других людей есть свои проблемы.

Я подумала о ее жестоких словах, что я бросила маму. Такой она меня видела?

Марлин цокнула языком.

— Не закрывайся так от меня, Кои. Скажи что-нибудь.

Я смотрела на нее, на языке было столько слов, что они не могли сбежать. На меня давил жуткий слой жара. Я хотела, чтобы все в комнате пропали. Мне нужно было побыть одной, понять, что говорил папа. Что значили его слова.

— Ладно. Можешь получить свое драгоценное одиночество. Я заберу папу. Он останется у меня…

— Нет!

Марлин вздрогнула.

— Я помогаю тебе.