От уголька — фрагмента сна — почти ничего не осталось, но там, где кожа Кена задевала мою, его жар был сильнее. Я вдохнула запах пота и соли, выдохнула, и наша связь вспыхнула. Я отпрянула. Боль сдавила мои виски, деревья вокруг нас стали размытыми по краям. Я не ощущала землю под ладонями.
Кен застонал и встал, тряхнул длинными конечностями как собака после плавания в озере. Он медленно попятился от Хайка, схватил меня за запястья и потащил за собой.
Сойки нарушили тишину, злые вопли соединялись с их взволнованными взмахами крыльями на мраморе. Хайк стоял на месте. Он глубоко вдохнул и издал поток резких звуков. И фраза закончилась единственным словом, которое я узнала:
— Кваскви.
Сойки полетели в стороны, словно Хайк бросил гранату в их гущу. Кен согнулся надо мной, закрывая от облака лапок и острых клювов.
Одна сойка осталась на мраморе. Она подняла клюв к небу и издала протяжный и пронзительный вопль, от которого все волоски на моем теле встали дыбом.
Другие птицы опустились на ветки деревьев вокруг, зловеще тихие и внимательные.
— Наконец-то, — сказал Улликеми, — мы встретились.
Глава десятая
— Кто-то рассказал тебе сказки, — прозвучал за нами голос.
Кен напрягся.
— Не отходи, — прошептал он мне на ухо. Я осторожно кивнула. Голова ужасно болела.
Кваскви в клетчатой рубашке и джинсах, с волосами, уложенными как у модели нижнего белья из Нью-Йорка, шагнул на поляну со стороны парковки. Кен смотрел на мужчин.
Кваскви потянул за стебель высокого колоса пшеницы. Он сломался. Кваскви отклонился на мраморный блок с именами рядом с неподвижной сойкой и жевал обломанный край колоска. Выглядел безобидно.
— Я — не бог грома.
Глаза Хайка вспыхнули зеленым. Он тряхнул головой.
— Ты не врешь.
Кваскви выплюнул стебелек изо рта, медленно и широко улыбнулся.
— Не вру.
Дождь кончился, но влаги в воздухе хватало, чтобы усилить давление Улликеми, как и запах соли и пряностей.
— Назови имя бога грома, — сказал Хайк.
— Это еще зачем? — сказал Кваскви. Сойки засмеялись на соснах вокруг.
Кен опустил меня, когда я попыталась встать. Безумный альфа-самец. Пора было убегать подальше, пока два придурка были заняты друг другом. Найти папу, проверить, как там Марлин…
Кен коснулся своего рта и указал на Хайка.
«Зараза, знает сразу изъян в моем гениальном плане», — Хайк все еще мог заморозить нас словом.
— Судьба. Наша судьба — встретиться и определить победителя, — сказал Улликеми.
— Твоя мифология, — Кваскви встал прямо, как сосна, не скрывал раздражения, — кем бы ты ни был.
— Унктехила, — сказал Хайк, — рогатый змей, — он улыбнулся сардонически, но глаза сияли слишком яростно. — Сисиутл, трехглавый змей. И в твоей мифологии, Кваскви Квайцкук. Умелтх. Даже в этой земле смешанных верований на Тех влияют люди.
Хайк глубоко вдохнул, собирая воздух и силу, но не успел заговорить, Кен бросился с кулаком, ударил Хайка по лицу так сильно, что я услышала тихий треск. Хайк пошатнулся.
— Не давай Хайку говорить, — крикнул Кен, подняв руки для удара.
Кваскви завопил на языке, который я не знала, и воздух ожил бьющимися крыльями и острыми ключами. Сойки сыпались со всех сторон, синяя кавалькада. Я пригнулась, когти терзали мои волосы.
Какофония. Хайк/Улликеми кричал, но звук заглушали. Кен рычал, зловеще хохотали сойки, и звуки покалывали кожу когтями.
Капли собирались в воздухе, темная туча синевы стала рассеиваться, ведь их перья становились мокрыми и тяжелыми. Улликеми отгонял их своей силой. Сойки разлетелись, кружили, пытались не падать, хоть крылья покрылись солью.
Кваскви снова закричал. Соль и пряности угасли, вернулся влажный запах Портлэнда.
Облако атакующих птиц разделилось на две спирали по бокам от Хайка. Сотни порезов были на мятой одежде, он пятился к парковке зоопарка. Присутствие Улликеми едва мерцало зеленым в его глазах.
Он с трудом сглотнул. Хайк вдруг согнулся, широко открыл рот и сплюнул перья, синева стала черной от гадкой жидкости.
Дракон ощущался силой у камня Вишап. Хайк терял связь с расстоянием?
Или бой с Кваски ослабил его?
Или пожирание сна в реальности как-то лишало жизненной энергии?
Я прикусила губу. Я не была энергетическим вампиром. Боль пронзила виски.
Кен отошел к краю дорожки. Гибкий. Опасный. Не человек.
— Прочь, — прорычал он властно голосом альфы.
Хайк пытался говорить, но давился мокрыми перьями. Он кашлял, изо рта вылетали перья и белый пух. Хайк вдохнул со звуком тонущего человека.
Зелень Улликеми пропала, оставив удивление человека, но лишь на миг. А потом Хайк взял себя в руки. Презрение. Ненависть. Больное желание. Но только Хайк. Не водный дракон.
Что-то неприятное бурлило в моем животе, словно я съела много тако на улице.
— Ты не можешь прятаться от нас вечно, — хрипло сказал Хайк без гармонии Улликеми. — Ты дашь Улликеми имя.
— Не сегодня, профессор, — сказал Кваскви. — Ты — лишь мешок плоти без своего господина.
Кен шагнул вперед.
— Уходи. Или пострадаешь.
Хайк не сдвинулся.
— Это пустая угроза. Тебя неплохо сковывают законы.
— Закон изменчив для Вестника, — прорычал Кен. — Испытай меня. Давай.