Далглиш был чуть выше, худощав, темноволос, легок в движениях. Рядом с ним Мартин казался тяжеловесным. Даже не наблюдая Далглиша за работой, можно было сделать вывод о его остром уме. О Мартине это можно было сказать с меньшей уверенностью. Он был десятью годами старше, чем его шеф, и вряд ли мог рассчитывать на дальнейшее продвижение по службе. Но он обладал качествами замечательного детектива. Никогда не мучился сомнениями по поводу своих собственных мотивов, справедливость и несправедливость воспринимал как два непреложных полюса, никогда не бродил по той сумрачной стране, где нюансы зла и добра бросали свои запутанные тени. Он отличался большой решительностью и неисчерпаемым терпением. Был добрым без сентиментальности и скрупулезно вникал в детали, не упуская из поля зрения всего в целом. Его карьеру нельзя было считать блестящей. Но если он не был способен проявить высоты ума, то не был также способен . проявить глупость. Подавляющее большинство полицейских расследований состоит из надоедливой, не раз повторяемой скрупулезной проверки деталей. Подавляющее большинство убийств — это подлые маленькие преступления, вызванные безверием, невежеством и безнадежностью. Делом Мартина было помогать раскрывать их, терпеливо и беспристрастно, чему он и следовал. Столкнувшись с убийством в клинике Стина, с пугающими полутонами приученной к дисциплине умственной работы, он не чувствовал себя ошеломленным. Методическое внимание к деталям раскрывало другие убийства и должно помочь раскрыть это. Все убийцы, умные или ниже среднего уровня развития, расчетливые или действующие под влиянием импульса, будут схвачены. Мартин шел, как обычно, отстав на шаг или два от Далглиша, и мало говорил. Но когда начинал говорить, делал это всегда к месту.
Они шли, осматривая здание в позднее вечернее время, начав с третьего этажа. Здесь комнаты восемнадцатого столетия были разделены и приспособлены для работников социальной психиатрии, психологов, терапевтов общего профиля, два больших лечебных кабинета принадлежали психиатрам. Одна из комнат в передней части здания, приятная, сохраненная в прежнем виде, была комфортабельно обставлена удобными стульями и маленькими столиками. Здесь, очевидно, размещался кабинет для свиданий группы брачных проблем, пациенты которой в перерывах между анализом их семейной жизни и сексуальной несовместимости могли наслаждаться замечательным видом на площадь. Далглиш оценил досаду отсутствующей миссис Баумгартен: комната превосходно подходила для отделения трудовой терапии.
Более важные кабинеты располагались этажом ниже, а здесь лишь немного переделали и изменили потолки, двери и окна, чтобы содействовать установлению атмосферы элегантности и уюта. Картина Модильяни находилась в помещении конторы, но не бросалась в глаза. Маленькая медицинская библиотека, в которую .вела следующая дверь, со старинными книжными шкафами, — на каждом имелось имя сделавшего подарок, — могла показаться библиотекой джентльмена восемнадцатого столетия, если не рассматривать внимательно названия книг. На книжных шкафах стояли низкие вазы с цветами, кресла, придвинутые друг к другу, радовали глаз, несмотря на то, что, очевидно, были собраны сюда из полудюжины различных домов.
На этом этаже также находился кабинет для консультаций главного врача, один из лучших в клинике. У дальней стены стояла медицинская кушетка, как и в других психиатрических кабинетах, имелся низкий диван, покрытый вощеным ситцем, со свернутым красным шерстяным одеялом и подушкой. Остальной мебелью кабинет не был обязан Совету управления больницами. Письменный стол восемнадцатого столетия не загромождали картонные календари или стационарные конторские дневники, на нем лежала только книга для записей, переплетенная в кожу, стояли серебряная чернильница и лоток для бумаг. Рядом находи-лись два кожаных кресла, в углу — буфет из красного дерева. Создавалось впечатление, что главный врач коллекционирует старые эстампы, особенно интересуется выполненными глубокой печатью и гравюрами восемнадцатого столетия. Далглиш осмотрел собрание произведений Джеймса Мак-Арделла и Валентина Грина, выставленных по обе стороны камина на полках, и отметил, что пациенты доктора Этериджа облегчали бремя глубин пошатнувшегося подсознания несколькими прекрасными литографиями Хал-мендела. Он подумал, что неизвестный вор, проникший в клинику, если и был, по мнению Калли, джентльменом, то, несомненно, знатоком искусства не являлся. Для скороспелого профессионала довольно типично пренебречь добычей из двух литографий Халмендела ради пятнадцати фунтов.