— Она не производит на меня впечатление достаточно умной, чтобы запланировать все это заранее, сэр.
— Я не представляю ее в качестве убийцы, Мартин, но мы знаем, чем оборачивались и менее вероятные случаи. Находясь здесь внизу, она могла бы запросто совершить убийство. А тут еще резиновые перчатки... Конечно, у нее есть объяснение. Действительно, в клинике имеется много пар таких' перчаток, и вполне резонно, что медицинские сестры держат необходимую им пару в кармане своего фартука. Но факт остается фактом: мы не обнаружили отпечатков пальцев ни на одном из двух орудий преступления, нет их и на дверном ключе, никаких старых следов. Кто-то их сначала вытер, а затем воспользовался перчатками. А какие перчатки подходят для этой цели больше, чем хирургические? То, как вонзили стамеску,практически хирургическая операция.
Если она додумалась до использования перчаток, она должна была додуматься и до того, чтобы уничтожить их после этого. Котел оставался зажженным. Куда пропал резиновый фартук из отделения трудовой терапии? Если убийца использовал его для защиты, от него лучше отделаться, бросив в котел. Во всяком случае, мы выясним это завтра, когда котел остынет и можно будет выгрести содержимое. На этих фартуках имеются металлические кнопки на плечевых ремешках, если повезет, мы сможем найти их.
Детективы закрыли за собой дверь в процедурный кабинет и поднялись по лестнице наверх. Далглиш начал ощущать усталость, а колющая боль позади глаза стала почти непрерывной. Неделя была нелегкой, и прием с шерри, обещавший приятное расслабление в конце беспокойного дня, доказал, что такие мероприятия перед беспокойной ночью выбивают из колеи. Хотелось бы знать, где Дебора Риско обедала и с кем. Их встреча теперь казалась частью другого мира. Быть может, он устал потому, что не ощущал уверенности, с которой обычно начинал расследование. Далглиш не верил, что преступление может нанести ему профессиональное поражение, поскольку никогда не испытывал ощущения неудачи. И поэтому его все более раздражало чувство собственного несовершенства и беспокойства. Ему казалось, будто ему противостоит активный, деятельный интеллект, не уступающий его собственному. А он не думал, что у медсестры Болам такой же интеллект.
Секретарь правления и Нагль спокойно ожидали в холле. Далглиш передал ключи от помещений клиники и получил сообщение, что дополнительный комплект, находящийся сейчас в главной конторе управления, будет доставлен в полицию на следующий день. Он, Мартин и двое констеблей подождали, пока Нагль проверит, выключен ли везде свет. Скоро вся клиника погрузилась в темноту, шесть человек вышли в туманную прохладу октябрьской ночи, и каждый направился в свою сторону.
Доктор Багли осознавал невозможность того, чтобы вежливо пренебречь мисс Кеттл и не предложить подвезти ее домой. Она жила в Ричмонде, прямо у магистрали, которая вела в его суррейскую деревню. Обычно ему удавалось избегать мисс Кеттл. Ее присутствие в клинике было так не-упорядочено, что они редко задерживались до одного и того лее часа, поэтому без угрызений совести он уезжал один.
Даже нервотрепка часа пик, пока он выбирался из города, оставалась совсем небольшой платой за те несколько миль езды по прямой магистрали, ощущения мощи автомобиля, которая отдавалась толчками в его спину, и поющего ветра, уносящего прочь напряжение дня. Прежде чем доктор Багли добирался до Сталлинга, он привычно останавливался у укромного паба выпить кружку пива. Никогда он не пил меньше или больше. Этот вечерний ритуал, формально отделяющий день от ночи, стал ему необходим с тех пор, как он расстался с Фредерикой. Ночь не избавляла от громадного напряжения нервов. Багли приучил себя к жизни, в которой величайшее терпение и профессиональное мастерство требовались также и в собственном доме. Поэтому было особенно приятно посидеть спокойно одному, наслаждаясь коротким привалом на границе двух таких различных, но, в сущности, похожих миров.