Беатрис негромко выругалась, ощутив напряжение в затылке. Она повертела головой, помассировала мышцы шеи. Полдня просидела дома, уставившись в монитор компьютера. В затылке ломило. Только бы не мигрень. Она стала кликать дальше. Материалы по Пролигу оказались бесконечными. Даже когда она сосредоточила внимание на тех людях и сделках, которые Пролиг и Гренфорс вели совместно, возникало немыслимое количество новых имен. Пока ей удалось идентифицировать двенадцать человек, потенциально заинтересованных в том, чтобы навредить Пролигу и Гренфорсу. Те, кто стал по их милости банкротом, понес огромные расходы или лишился своего предприятия в результате неэтичных сделок Пролига, проведенных при помощи Гренфорса.
И еще оставался Адольф Бергшё. Несмотря на свои компетенции хакера, Линн выяснила только то, что у него двое детей. Дочь она отследила до самой Австралии, где та теперь проживала под новой фамилией. А вот о сыне Бергшё Линн так ничего и не выяснила. Он не присутствовал на похоронах отца, а сестра много лет с ним не общалась. Брат «очень занятой человек», заявила сестра, когда Беатрис сумела с ней связаться. Сестра перестала ему писать, поскольку никогда не получала ответа.
В поисковой системе налоговой службы адрес Бергшё значился как неактуальный. Никаких дальнейших переадресаций. Других живых родственников у Адольфа Бергшё не осталось. Из динамика мобильного телефона доносился металлический голос автоответчика. Беатрис сдалась и отключила разговор. Это уже третья попытка — и ответа так и нет. Нервно вздохнув, она написала сообщение по электронной почте и отправила запрос в отдел переписи населения налогового управления.
Потом она отправила эсэмэску Юнгбергу, сидевшему у себя в кабинете. Еще двенадцать человек, которыми он может пополнить свой список. Они решили, что начнут с самого начала, записав всех потенциальных недоброжелателей в список врагов. Всех тех, кто мог затаить обиду на Пролига и Гренфорса. Затем можно будет проверить их всех по полицейскому реестру — не числятся ли за ними другие преступления, и по одному вызвать на допрос. Даже если им помогут, работа займет весь завтрашний день. Головная боль усилилась. Если вообще удастся разыскать всех, кто значится в списке.
Беатрис отодвинула от себя бумаги и захлопнула крышку ноутбука. За окнами уже почернело. Надо сделать перерыв. От стресса заболело в животе. «Вольверину» и отмывание денег она раскрыла. А вот с Гренфорсом и Пролигом уперлась в стену. Кроме того, ее не покидало чувство, что Эрик сознательно попытался отделаться от нее. Не слишком ли он спешил в одиночку поехать в SEB, вынудив ее сидеть и перебирать более или менее наобум? Когда он, возможно, точно знает, что именно нужно искать. В затылке по-прежнему ломило, в животе болело. Раздражение и гастрит. Не лучшее состояние для продуктивной работы. Ей нужен массаж. «Профессиональный, а не тот, который предпочитают парни из прайвет-банкинга», — подумала она и разозлилась еще больше. Она потерла затылок, поднялась и приоткрыла окно. На углу Тулегатан она увидела притягательный полукруг желтого отсвета, лежащий на тротуаре. Тут она вспомнила, что весь день ничего не ела. Ей срочно нужен ужин — и бокал вина.
«Идиот», — подумал Юнгберг. С раздражением сбросил вибрирующий звонок. Звук и так был отключен, однако Юнгберг все равно вышел из себя. У него и так дел по горло, а тут еще лезут всякие охотники до чужого горя. Он настучал эсэмэску.
«
Уже в четвертый раз надоедливый репортер из «Афтонбладет» звонил в надежде получить комментарии по только что опубликованному новому видео о Пролиге, которое неожиданно появилось в Сети.
Юнгберг остановил видео на компьютере. Видео обновилось с тех пор, как Севиньи десять минут назад сообщили о нем анонимным звонком. Похоже, настырный журналист получил такой же звонок — о закрытом чате, где проходил суд над Пролигом, устроенный его похитителем.
Юнгберг поерзал на стуле. Фильм оказался таким же отвратительным, что и предыдущий. Хотя страдания, которым подвергался пленный, на этот раз были не столь очевидны. Теперь Пролиг не был голый, окровавленный и покрытый испражнениями. Его обтерли, причесали и надели на него рубашку. Однако настроение стало еще более гнетущим. Видео показывало судилище. Или, в худшем случае, некролог. На этот раз голос незримого похитителя в видео не присутствовал. Только сам Пролиг, который признавал себя виновным и, заикаясь, читал свой собственный приговор. Никаких требований выкупа в фильме не упоминалось. Ни слова об условиях, на которых пленный может быть отпущен на свободу. О наказании тоже не говорилось. Однако Юнгбергу казалось, что Пролиг по-прежнему жив. Обновление видео дало ему слабую надежду. Похититель заложил в видео таймер, отсчитывающий время.
Сотые доли секунды мигали, постоянно сменяясь.