Алис увеличивалась в размерах. Становилась все больше. Теперь она смотрела на Анжелику сверху. Но ведь еще мгновение назад Анжелика была выше, разве нет? И вот теперь она стала меньше и продолжает съеживаться. Она сморщивается и усыхает. Костлявое лицо искривилось, кости усохли. А Алис все росла и росла. Ее охватило мрачное ликование. И вот уже рука Алис на горле Анжелики, сжимает его, а Алис больше ничего не слышит, даже биения собственного сердца.
Именно этого она и боялась. А почему, спрашивается, боялась? Почему всегда отвергала это… это волшебство? Это чудо нечувствования, забвение всего, что напоминает о печали или горе. Теперь Алис свободна, ничто не может причинить ей боль. Ей нечего бояться, не нужно выбирать между добром и злом. Нет вражды, тревоги, грусти. И стыда больше нет. И вины. Все это Алис не нужно. Ей нужно только то, что есть сейчас. Только переполняющая ее тьма.
Тьма выстудила ее боль и дала такую силу, о какой Алис и не подозревала. Закрыв глаза, она вдыхала удовольствие. Анжелика стала совсем маленькая, такая маленькая. А Алис такая большая.
И вдруг Алис упала и покатилась, с удивлением почувствовав под собой пол. Она цеплялась руками за дерево, и снова ее плоть была покрыта кожей, а кровь бурлила в сердце и венах.
Бенедикта оттеснила Алис от Анжелики и стала поднимать сестру, подсунув ей руки под плечи. Анжелика стала маленькой, как ребенок, только старой и увядшей. Но, когда Бенедикта подняла ее, Анжелика стала расти, пока они с сестрой снова не сравнялись в росте. Они смотрели друг другу в лицо: одна пара пустых черных глаз против другой.
В тот момент, когда Анжелика опять стала собой, глаза ее расширились и почти вылезли из орбит, и она схватила Бенедикту за плечи. Глаза у той округлились, рот открылся. Костлявыми руками она вцепилась в сестру, одновременно борясь с ней и удерживая ее.
Анжелика пожирала душу сестры. Это длилось минуту или того меньше. Алис глядела на них, как зачарованная, не в силах пошевелиться.
А потом произошла какая-то перемена, и уже Бенедикта вцепилась Анжелике в горло. Анжелика дернулась назад, но сестра крепко ее держала, и тогда уже рот Анжелики открылся. И так сестры и качались поочередно то в одну, то в другую сторону. Внезапно Алис почувствовала присутствие в хижине чего-то непонятного, невидимого, и волоски у нее на руках встали дыбом. Изо рта обеих сестер шел черный дым: исторгаясь из одной, он поглощался другой. Одна слабела, другая становилась сильнее, а в следующую секунду все менялось.
Алис одновременно хотелось, чтобы это продолжалось и чтобы поскорее закончилось. Хижину заполнило такое зловоние, какого Алис отродясь не доводилось чувствовать. Дверь в хижину оставалась открытой, и Алис с трудом удерживалась, чтобы не броситься вон, скатиться вниз по склону и броситься бежать без оглядки.
Тут Бенедикта под напором сестры вывалилась через дверной проем. Ну вот, все кончено, подумала Алис. Сейчас Анжелика прикончит сестру и сбросит ее в океан, после чего останутся только она и Алис. А дальше одна только Алис. Темная Алис. Ведь она уничтожит Анжелику, в этом не приходится сомневаться. Но при этом погубит и себя. Впрочем, разве не в этом ее судьба? Разве у нее оставалась надежда на спасение? Нет, Алис обречена с той самой ночи, когда впервые встретила сестер. Обречена влачить жалкую жизнь, пока не умрет.
Фигуры борющихся сестер вырисовывались на фоне серо-стального неба. Только узкая полоска света еще виднелась на горизонте, там, где солнечные лучи пробивались между водой и облаками. Бенедикта отклонялась все дальше назад, покачнулась один раз, другой. Алис видела, что младшая сестра сдается, что у нее больше нет сил бороться. И Анжелика тоже это видела.
Руки Бенедикты бессильно упали, она больше не сопротивлялась сестре и отступала все дальше назад. Но в тот момент, когда Бенедикта уже была готова свалиться с площадки, Анжелика рванулась вперед и подхватила ее. Бенедикта недоуменно посмотрела на нее.
– Отпусти меня, сестра, – проговорила она. – Я так устала.
Это был уже не голос, а треск сухих листьев.
От черной ярости, сверкавшей в глазах Анжелики, не осталось и следа. На ее истощенном лице появилось выражение жалости. И Анжелика сдалась.
Сестры обнялись, слившись друг с другом; волосы смешались, руки и ноги переплелись, губы почти соприкасались, и каждая вдыхала и выдыхала другую.
Черный дым заклубился из их ртов, кольцами поднимаясь вокруг сестер. Над ними собралось черное облако, оно расползалось все шире и шире. И чем больше дыма клубилось над пожирательницами душ, тем сильнее съеживались их посеревшие тела.
На глазах у Алис сестры обращались в пепел. Ветер с океана обдувал их, слоями подхватывая прах и унося прочь. Сестры словно сами стали ветром, и с последним завихрением листьев, веток и пепла Анжелика и Бенедикта исчезли.
Глава 37