Пожиратели гашиша

Слава разулся и осторожно стащил штаны. Афанасьева брезгливо поморщилась. Кровь на голом теле - зрелище не для слабонервных, вдобавок кожа была здорово иссечена осколками. Тут требовалось хирургическое вмешательство, но он еще легко отделался - зацепило только икры и бедра, а могло ведь и в голову, как азеровскому водиле: с виду целый, хороший, только мертвый - на виске небольшая дырочка. Осколки у РГО всетаки были массивными и костя черепа пробивали запросто.

Я со стуком опустил кейс на итальянский столик работы XVIII века, откинул крышку и продемонстрировал содержимое. Мария Анатольевна вздрогнула и отвела взгляд от Славиных конечностей. Увиденное в кейсе впечатлило ее, а от вида лежащего поверх денег "тэтэшника" вообще едва не стошнило.

- Я приехал с вами рассчитаться, - ледяным голосом произнес я.

У Афанасьевой даже рот приоткрылся. Малик неподвижно сидел, с полным безразличием наблюдар за нами, но, когда я протянул руку к пистолету, ощутимо заскучал.

- Когда вы явились ко мне произвести расчет, - мои пальцы легли на ствол "Токарева", - то, уходя в запальчивости, изволили позабыть дневники своего мужа. Но я уважаю память покойного. - Я отодвинул пистолет и аккуратно выложил на полированную крышку стола рабочую тетрадь и полевой дневник узбекской экспедиции. - Возьмите, они по праву ваши. - Сверху я дополнил все это пачкой баксов. Получилась прехорошенькая пирамидка. - И это тоже. Остальное - наше с компаньоном. Мы их заработали честно, своим трудом. Потом и... кровью. Вы со мной согласны?

- Согласна, - утвердительно кивнула Мария Анатольевна. - Конечно, согласна.

Еще бы ты была несогласна!

- Мы цивилизованные люди, - повторил я ей слова де Мегиддельяра, поэтому не надо никогда забывать, как следует вести себя. Использовать же головорезов для выяснения отношений личного характера - это очень неинтеллигентно.

- Да-да.

- Наше терпение при всем уважении к вам тоже не беспредельно...

- Я все поняла, - пролепетала Афанасьева.

Слава громко зашипел сквозь зубы, вытаскивая пинцетом из икроножной мышцы квадратный зазубренный осколок.

- Водка есть? - натужно спросил он. Пот выступил крупными каплями на его побелевшем лбу.

- Коньяк, ликер, что-нибудь спиртное, - подсказал я.

- Разумеется. - С девичьей грацией Мария Анатольевна выскользнула из спальни, звякнула в соседней комнате стеклом серванта и вернулась с полной бутылкой старого армянского коньяка. Слава сорвал зубами пробку и в один присест выхлестал половину.

- Я рад, что вы на нас не в обиде, - сказал я. - Поверьте, моей вины в гибели вашего мужа действительно нет.

- Конечно-конечно, - испуганно согласилась Афанасьева.

Нашествие варваров с подставой собственной "крыши" ее сломило. Думаю, что теперь она помышляла лишь о том, как аукнется ей вся эта история, когда мы отпустим Малика.

Разрушая образ цивилизованного человека, я взял бутылку и продегустировал содержимое прямо из горлышка. Коньяк опалил язык. Букет у него был потрясный! Я с наслаждением выдохнул.

- В ваших же интересах сделать так, чтобы об этой истории все забыли, посоветовал я, ставя бутылку на место.

- Разумеется, - пообещала Мария Анатольевна.

Слава довез меня до Маринкиного дома и заглушил двигатель. Я открыл кейс и выложил его долю.

- Я у Ксении буду, если что, - сказал он.

- Ну а мой телефон ты знаешь, - я похлопал по карману, в котором лежал "Бенефон".

- Созвонимся.

Малик с кляпом во рту обреченно скорчился на заднем сиденье.

- Счастливо тебе. - Я протянул руку.

- Бывай.

"Восьмерка" отъехала, а я пошел к парадному.

Через минуту я звонил в дверь своей бывшей жены.

- Привет, - сказала Марина.

- Привет, - сказал я.

- Входи.

Мы переместились на кухню.

- Помнишь наш разговор, - спросил я, - в кафе?

- Да, - коротко ответила Марина.

- Ты обещала подумать.

- Я подумала.

- И? - Я отщелкнул замки кейса и вытряхнул на обеденный стол его содержимое. Много-много Бенджаминов Франклинов.

- Да, - зачарованно прошептала она, - да.

Воистину, любовь правит миром - любовь к деньгам!

Часть III

СМЕРТНИКИ ГОРНОГО СТАРЦА

Комната была похожа на искусственный рай, как если бы Эдем решили воспроизвести в музейной экспозиции. Стены буквально низвергали водопады нейлоновой зелени, и сквозь эту пластиковую благодать жалобно выглядывали головы давно убитых животных - их пожелтевшие рога и тусклые черные носы выступали из сочных полихлорвиниловых джунглей, как будто зверье окружило поляну, называемую гостиной, и все не решается выйти навстречу людям.

Под изумленными взглядами зверей я прошел по ворсистому ковру в дальний конец комнаты, сел в кресло и взял со стола трубку радиотелефона.

- Алло.

- Здравствуйте, Илья Игоревич, - произнес знакомый голос де Мегиддельяра, и у меня оборвалось сердце.