Пожиратели гашиша

- Запятнали тебя, - пояснил я, указав на Славу. - А ты сам себя еще раньше запятнал сотрудничеством с правоохранительными органами.

- Ты опять за старое? - успокоился Леша. Его самообладание было достойно уважения. - Мы ведь разобрались с этим.

- Нет, дорогой мой товарищ, - улыбнулся я. - Теперь уже за новое. Потому что запятнать себя ты успеваешь гораздо быстрее, чем отмываешься от старого. Может быть, это карма такая, а?

- Ты о чем? - начал было кипятиться Есиков, как бы не обращая внимания на сопевшего позади громилу. Но нет, наглость не всегда второе счастье.

- Слава, веди его в дом, - распорядился я. - А я машину пока запаркую.

Через пять минут мы сидели на кухне: Леша у окна, мы со Славой по другую сторону стола - у выхода. Простреленная балконная дверь была заткнута кусочком поролона.

- Живьем сожрете или задушите хотя бы сначала, вурдалаки? - спросил Есиков после того, как я растолковал ему подробности разборки с ОБЭП. Сам признался. По крайней мере, не отрицал.

Что ж, это было типично в его стиле: сначала настучать, а потом честно во всем признаться.

- Зачем же, - ответил я, - мы люди культурные. Вот настоящие уголовники тебя давно бы замочили, поистязав по-страшному, а мы обойдемся без анатомического театра драмы и комедии.

Сексот расслабился, почувствовав, что его не будут убивать. Впрочем, кто знает, что лучше, - ведь в мире есть вещи пострашнее смерти.

- На вот, почисти. - Я выложил на стол тэтэшник, баночку с оружейным маслом и большой кусок ветоши.

- Зачем? - не понял Леша.

- У самого мозгов догадаться не хватает?

- На меня стрелки хочешь перевести, - скривился сексот, неохотно беря в руки пистолет. Он проверил наличие обоймы, но обнаружил пустую рукоять. Патроны ему доверять было еще рано.

- Давай, чисти, - вздохнул я. - С неполной разборкой.

Потыкавшись немного с незнакомой системой, Есиков разобрал ТТ и принялся тщательно протирать и смазывать каждую деталь, оставляя по всей поверхности отпечатки своих пальцев. Кто теперь докажет, что этот пистолет не его? То же самое он сделал с патронами, которые я ему дал: обтер каждый тряпочкой, затолкал в обойму, вставил ее в рукоять. Передергивать затворную планку я его не попросил, а сам ои не решился - Славина клешня, поигрывающая на рубчатой накладке засунутого за ремень "кольта", убедительно доказывала отсутствие всяких шансов на успех. В завершение я аккуратно разлепил края купленного по дороге полиэтиленового пакетика и протянул Леше; чтобы он опустил туда пистолет. Завернул пакетик и убрал улику в карман.

- Видишь, какая неудача, - сочувственно сказал я. - Ты не меня подставил, настучав операм, ты себя подставил. На этом стволе столько всякого говна висит, ты представить себе не можешь. Страшно подумать, что будет, если менты все же найдут эту пушку. Теперь это не моя головная боль, а твоя. Думай, как дело замять. Если на меня случайно выйдут - волына с заявлением сразу отправится в милицию, а это гибель. Сто вторая статья тебе гарантирована. Так что придется тебе, Лешенька, вывернуться перед операми в обратку, хотя это трудно будет - они на меня злы. Но ты сумеешь, я знаю. - Я встал и похлопал погрустневшего Есикова по плечу. - Давай, действуй. Я верю в тебя.

Леша совсем скуксился, представляя, что может числиться за этой БОЛЬШОЙ, но он не в состоянии был предположить и десятой доли того, что за ней на самом деле стояло. Попал ты, Леша, ох, попал, стрелочник ты наш и паровоз отныне в одном лице.

Мы вышли со Славой во двор, в уши неприятно дул по-осеннему сырой ветер. И тут я подумал, что сегодня кончился Рамадан - исламский праздник, кoгда душа любого умершего в этот период мусульманина обязательно попадает в рай. Слава Богу, что он кончился: может быть, федаи станут бережнее относиться к своей жизни и не будут жертвовать во имя веры направо и налево. И мне спокойнее, и им.

Мы залезли в машину, я завел и начал прогревать двигатель. Слава закурил. Почему-то на душе было тревожно. Наверное, обо мне вспоминали.

Он гордо шагал по Невскому проспекту, бесцеремонно расталкивая прохожих своими широкими, крепкими плечами. Твердая, четкая походка уверенного в себе человека, но в то же время вкрадчивая, мягкая, скользящая, присущая крупному зверю кошачьей породы - пантере или тигру. Сходство с хищником дополняли пронзительно зеленые глаза с узкими бездонной черноты зрачками, придающие лицу совершенно нечеловеческое выражение. Их обладатель не боялся никого и ничего, он был нагл и самодостаточен, звали его Руслан Тахоев, и был он военным врачом.

Воплотив свою детскую мечту стать сразу офицером и доктором, Тахоев показал себя высококвалифицированным хирургом и в свои сорок два года успел наработать обширную практику, поездив по "горячим точкам" бывшего СССР. Началом карьеры стала работа в Афганистане, где прекрасно зарекомендовавший себя Руслан за пять лет поднялся до начальника хирургического отделения госпиталя.