Пожиратели гашиша

Тэтэшник жестко ударил по руке. В нос шибануло удушливым запахом гари, и, несмотря на щелчки выстрелов, удалось различить хлопок пули, пробившей череп араба. Хашишин вывалился вперед, открыв верхнюю половину тела, и его втянул назад кто-то третий, прятавшийся за фургоном. Сколько их там всего? Тут меня осыпало стеклом, я пригнулся и увидел катящегося по земле Славу, без остановки ведущего огонь. Двигался он теперь в обратном направлении — к фургону — и каким-то образом оставался цел.

Я приник к земле, чтобы по ногам определить количество бойцов в «мазде», но узкий просвет между днищем и травой заслоняли туши водителя и убитого мною араба. Единственное, что мелькнуло, — это ноги Славы. Корефан вскочил в кабину, и, взревев мотором, микроавтобус дернулся вперед, открыв третьего — и последнего — защитника. Я тут же всадил ему две пули — в бедро и в пах, благо клиренс[15] «гольфа» позволял вести огонь под достаточно широким углом. Федаи свалился, и наступила гробовая тишина.

По-моему, она длилась вечно. Но и вечность иногда кончается. Я вдруг различил затихающее урчанье «мазды», непонятные гортанные вопли арабов, которых Слава загнал за машину, и их негромкое бормотание. Осторожно отполз под прикрытие заднего колеса и приподнял голову.

Спрятавшиеся за «пассатом» федаи решали, что им делать дальше. Я разглядел только ноги, торчащие с заднего сиденья, остальное скрывали трава и днище «гольфа». Если я правильно понимал, арабы лихорадочно размышляли, как лучше поступить — пойти проверить, жив ли «неверный», то есть я, либо догонять удаляющийся фургон, что было гораздо важнее, ибо спрятать машину в лесу не представляло труда.

Чтобы ускорить их мыслительный процесс, я выпустил две пули в сторону арабов, продемонстрировав, что я жив и так просто сдаваться не собираюсь. Это подстегнуло хашишинов: скрипнула дверца, заработал мотор, и «фольксваген» начал отъезжать, волоча по траве ноги мертвого федаи. Охрана сделала правильный выбор. Чем «завязнуть» в бою, исход которого, учитывая нанесенные потери, может оказаться не в их пользу, лучше заняться преследованием и выполнить свой долг. Мертвец постепенно выползал с заднего сиденья, пока наконец полностью не вывалился, облегчив «фольксваген». «Жертвующий во имя веры» принес свою жертву, душа его отправилась на заслуженный отдых в мусульманский рай, а кому нужна бренная оболочка? Смертник, он смертник и есть. «Пассат» осторожно развернулся и начал удаляться, набирая ход, я же не стал ему мешать. «Не буди лихо, пока оно тихо». Еще некоторое время я проверял, не объявится ли живая душа, и когда таковая не объявилась, осторожно приоткрыл дверь, вскарабкался на сиденье и, на всякий случай пригибаясь, повернул ключ в замке. Двигатель заработал. Я включил первую скорость, развернулся и покатил по лесной дорожке. Только когда поляна скрылась из глаз, я осмелился выпрямиться.

Сзади донесся истошный вопль. Я злорадно осклабился: не иначе как вышел из шока раненый в пах хашишин. Загибаться ему теперь придется долго. Я прибавил скорость, щурясь от влетающего в салон ветра. По мере того как я удалялся от поляны, крик постепенно затихал, зато приближалось тарахтенье мотора. Боковых стекол больше не было — они рассыпались белым крошевом по сиденьям. Хорошо, что хоть колеса остались целы. Я мчался не разбирая дороги, благо крепкая подвеска выдерживала скачки по ухабам, но догнал эскорт, только когда наступившая развязка уже не требовала моего вмешательства.

Лесная дорожка вела к реке. Деревья постепенно редели, переходя в невысокий подлесок, затем кончился и он. «Гольф» выскочил на луг, разделявший узкой полоской лес и высокий обрывистый берег. Я увидел две ярко-желтые песчаные колеи, по широкой дуге ведущие под обрыв, куда уползала темно-серая корма «мазды», и голубое пятно «пассата», движущееся по верху наперерез микроавтобусу. Очевидно, арабы решили срезать угол и прихватить водителя, расстреляв его через крышу. «Мазда» скрылась, через секунду затормозил «фольксваген», из которого выскочили трое хашишинов, а затем в воздух взметнулся фонтан песка и пыли.

Хлопок был на удивление негромким, как будто и не от взрыва. Я ударил по тормозам, клюнул носом в лобовое стекло и замер, сбитый с толку и обалдевший. Я не мог понять, что случилось. Хашишины бросили гранату, Слава взорвал себя сам, или он там на мину напоролся? Да откуда здесь мины?! Может быть, граната самопроизвольно сработала у него в кармане?

Следом за удивлением пришел страх, ибо в этой операции я мог уповать только на бойцовские качества друга. Оставшись же наедине с тремя вооруженными и злыми, как черти, федаи, я не представлял, как выкручиваться дальше. Рвать когти — догонят. Затевать перестрелку — тем более убьют. Я пристыл к сиденью, только сейчас ощутив, что осколки стекла больно впились в ягодицы. Вот и конец пришел. Я услышал, как непроизвольно застучали зубы, теперь не хватало только обмочиться, хотя «мертвые сраму не имут».