Пожиратели логоса

Полковник Очин - человек вида совсем не начальственного, но с весомым внутренним содержанием, мелкий, жилистый, скорее лысоватый, чем пышноволосый, однозначно русофильски - по типу "кувшинное рыло" сконструированной наружности, осторожно повел носом.

- Картина типичная - серия "Арт-деко", - веско обронил физически развитый до полного плакатного совершенства капитан Василий Пахайло. Разве что стилистическая концепция несколько иная.

- Что на этот раз? - поднял белесые брови полковник.

- Вот, - капитан протянул варварски сорванную обложку книги. Твердый переплет. Портрет автора. Концептуалист.

- "В. Воронин. Голубой жир" - прочел полковник с глубоким отвращением. - Из нетрадиционных, что ли? "Голубой"! Развели, понимаешь ли, пидеров! - он смачно, но без фантазии выругался. Вдруг опустил веки и сомнамбулически продекламировал: "Февраль, набрать чернил и плакать, писать о феврале навзрыд". Это ещё откуда впорхнуло?

- "Мело весь месяц в феврале и то и дело...", - с готовностью подхватил капитан. - Борис Пастернак.

- Ты с этим завязывай! - стиснул зубы Очин. - С пророчествами своими... "То и дело..." Накаркаешь!

- Виноват! Пастернак о любви писал: "...свеча горела на столе, свеча горела." Ассоциативно по поводу февраля вырвалось. Привычка такая цитировать. Форма борьбы со стрессом. У вас учусь, - спохватился капитан, подавляя вспыхнувшее желание провести анализ спонтанных высказываний старшего по званию. И ещё более сильное желание придушил в себе капитан бежать отсюда подальше - намного дальше Сочинского санатория. Тоскливо глядя в мутный рассвет за шторой, он вздохнул: - Весной, полагаю, ещё туже гайки затянут... Авитаминоз, гормоны, экстаз. Инфляция к тому же. Смотреть будете? - Капитан кивнул на дверь в санузел, непосредственно перед которой, выражая замешательство присутствующих, произошел этот поэтический диспут.

- Взгляну, - с зубовным скрежетом выдохнул Очин. Посылая мысленно всех в самые отдаленные инстанции, и тщетно думая о прогулке в пихто-самшитовой роще Дагомыса, он шагнул в ярко освещенное помещение санузла двухкомнатного люкса. И застрял в дверях, но назад податься не мог - отступление перекрывало массивно-тренированное тело успевшего досконально ознакомиться с обстановкой капитана.

- Акапулько, блин, я-я-яй... - пробормотал Очин охватив взором картину с останками пострадавшего в композиционном центре. В маленьких голубых глазах полковника метались растерянность и обида, как у ошеломленного посетителя Третьяковки, очутившегося перед неведомы ему шедевром.

Архитектор отеля не поскупился на площадь для ванны в комфортабельном люксе и серьезно отнесся к её отделке. Кафель тонов топленого молока с египетским орнаментом дополняла сантехника смоляного окраса, подчеркивающего изящество линий. Из потаенных отверстий в потолке и нишах светили скрытые лампы, концентрируя лучи на интересующих клиента точках. Сейчас яркий свет сосредоточился на месте отправления естественных потребностей, напоминая о прозекторской и пиршественном столе одновременно. На взгляд художника психоделика освещение и цветовая гамма пространства на редкость удачно способствовали вдумчивому истреблению плоти. Темная душевая кабина в глубине и овальная черная ванна вся в блестящих хромированных причиндалах на сумеречном дальнем плане образовывали таинственный и порочный со всех точек зрения фон, навевавший мысли об изнеженности нравов, вакханалиях и крутых садо-мазохистских утехах. Центром композиции являлся массивный унитаз, из которого, как сливочные полушария из вафельного рожка, выпирал обнаженный мужской зад, откровенно оголенный и расположенный с издевательским бесстыдством. Из анального отверстия, как бы политого клюквенным сиропом, торчало нечто веероподобное, оказавшееся при более пристальном рассмотрении скрученной в трубку книгой, той самой, с которой содрали твердый переплет. Струйки крови стекли по белым дряблым ляжка к скомканным у колен брюкам, пропитали качественную бежевую фланель и образовали на плитах кафеля лужицу, похожую очертаниями на плакатный профиль Ильича.

- "Пишем по черному белым, ручками пишем и мелом, пишем по черному алым, - обычной мокрухи мало!"... Извините, Никита Сергеевич, на нервной почве вырвалось, - смутился изрыгнувший четверостишие капитан. - Красное на бледном мраморе - красиво. Таинственная, мимолетна красота... Красота по прозекторски.

Полковник с укором покачал головой, выражая уже несколько раз высказанную в адрес Пахайло мысль: психопатов в помощниках он не держит. Пахайло обещал исправиться, но пока, видимо, не получалось: нес в стрессовых ситуациях такую хренотень, что хоть в Кащенко прописывай.

- Не спал, два часа здесь обстановку анализирую. Виноват. Прошу, Никита Сергеевич, пройти в соседнее помещение, - стройный, начитанный капитан отступил, выпустив начальника из туалета и прочно скрыв дверью удручающую картину.