Виллиго помолчал, словно не будучи в состоянии продолжать от прилива ярости, и продолжал с хорошо разыгранной злобой:
— Побитый вождь уже не вождь… Виллиго бросит своих пленников в огненное море!
Услыхав эти слова, Красный Глаз переглянулся с человеком в маске, как бы желая ему сказать:
— Нечего вам и путаться в это дело. Все устроится без вас!
Человек в маске, должно быть, понял и согласился с мнением Боба. По крайней мере он не сделал Черному Орлу никакого предложения.
— Теперь я понимаю, зачем Черный Орел привел нас к Красным горам! — сказал Боб, радуясь тому, что он услышал от нагарнука.
— Прощай, вождь! — отвечал Виллиго. — Да побелеют твои волосы прежде, чем ты переселишься в страну предков!
С этими словами дикарь удалился, пристально окинув взглядом фигуру незнакомца с закрытым лицом.
— Не забывай моих наставлений! — сказал он Коануку, когда они остались вдвоем.
— Черный Орел не на ветер бросал свои слова, когда говорил со мной! — отвечал Сын Ночи.
Виллиго пошел по дороге на ферму Кэрби.
Между тем защитники блокгауза после ухода вождя провели около часа времени в сравнительной тишине. Хотя опытный слух Кэрби и Дика по тысяче неуловимых признаков угадывал присутствие нирбоасов в густых кустах, окружавших ферму, однако ничто не указывало на близкое нападение.
Маленький отряд в нетерпении дожидался рассвета, который обеспечивал им верную победу. Днем нападение врасплох было немыслимо, а винтовки наших пионеров не промахивались никогда.
Если подумать, сколько этих отважных и смелых людей, ирландцев и американцев, селившихся на расстоянии пяти или шести сот миль от Мельбурна или Сиднея, чтобы пасти свои стада и возделывать землю, сколько их погибло вдали от всякой помощи, вместе со всем своим имуществом и своими семьями, то невольно приходится удивляться тем, которые после того решались продолжать их дело.
И как обидно при этом сознавать, что если бы не англичане, то вся эта страна являлась бы лучшим в мире местом для европейской колонизации: ведь сначала все австралийцы разделяли убеждение, сохранившееся впоследствии только у одних нготаков, что белые люди — их воскресшие и вновь вернувшиеся на землю предки, захотевшие научить их счастью. Благодаря этому убеждению туземцы встретили европейцев с распростертыми объятиями и готовы были служить им с сыновней почтительностью, готовы были во всем повиноваться им, как послушные дети. Но Англия и здесь, как и везде, где только она сталкивается с меньшей силой, проявила свое двуличие, свое бессердечие, свою ненужную, бессмысленную жестокость. Стоило только вспомнить, что делали англичане после возмущения сипаев, когда свыше трехсот тысяч невинных туземцев, старцев, женщин и детей, даже грудных, были беспощадно перерезаны и избиты ими! Таковы действия английского правительства; действия же отдельных англичан еще более возмутительны и бесчеловечны настолько, что они казались бы невероятными, если бы не подтверждались показаниями тех же английских властей.
Так, например, губернатор, сэр Артур, единственный честный, порядочный человек, какого видели за все долгое время английского владычества в Австралии, приказав произвести анкету, которую намеревался препроводить своему правительству в метрополию с целью получить полномочия для энергичного воздействия на нравы своих соотечественников, собрал следующего рода сведения. (Мы здесь приводим дословную цитату из составленного им донесения.) «Похищают детей у туземцев, вырывая их силой от матерей и отцов во время их празднеств. В туземцев стреляют, как в воробьев или в ворон, просто ради забавы; убивают мужей, чтобы завладеть их женами, и нередко на шею пленницам вешают мертвые головы их мужей или сыновей… Приковывают этих несчастных к деревьям, избивая их хлыстами или палками, чтобы сломить их упорство и сопротивление… Отрубают у мужчин ноги и руки и оставляют этих несчастных валяться на земле среди леса или поля. Нападают на мирно сидящих вокруг своих костров туземцев и, прячась за стволами деревьев, расстреливают их, а найдя беспомощно распростертого на земле ребенка, со смехом кидают его в огонь костра. „И факты эти не единичные“, — пишет свидетель в своем показании. Бывают случаи, что туземцев убивают просто ради шутки; берут два пистолета, один заряженный, другой — незаряженный, последний приставляют себе к уху и спускают курок, а заряженный пистолет вручают туземцу, приказывая ему сделать то же, и бедняга пускает себе пулю в голову. Мало того, старые лесные бродяги из бывших каторжан с веселой усмешкой рассказывают, что стреляют в туземцев, чтобы их мясом кормить своих собак…»
И такие вещи продолжались в течение целого полустолетия, безмолвно одобряемые британским правительством. «А правительство, к стыду его будь сказано, — как писала в заключение в 1836 году „Times“, перечислявшая все эти факты и многие другие, — ни разу и ни при каких обстоятельствах не только не карало за подобные поступки, а даже воспрещало своим представителям строго преследовать виновных».