Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце (сборник)

Домой он возвращался через парк, прошелся по своей любимой аллее, сел на скамейку и задумался. Тогда еще была жива Стелла, он был относительно спокоен, и все его желания сосредоточились на Грише, на том, чтобы порадовать сына, чтобы он почаще улыбался, чтобы знал, что его любят. Но в результате этих раздумий он получил мощнейший стресс, неожиданный, стихийный. В какой-то миг ему показалось, что он вообще никто и что, несмотря на то что он целыми днями работает (выпускает свой фермерский журнал, ездит в командировки, встречаясь с крестьянами и чиновниками, выполняет домашнюю работу, занимается детьми, сажает и выращивает овощи и фрукты на даче), он все равно как бы ничего и не достиг в жизни. Что он стоит на одном месте. Что его давно уже разлюбила жена, а он разлюбил ее. Что дети живут какой-то своей жизнью и ждут от него только денег. Что журнал, который он выпускает, никому не нужен, поскольку в России полным-полно аналогичных журналов. Что ему живется скучно и неинтересно, и что из его жизни навсегда, кажется, ушла радость. Что его не радует ничего.

От такого вывода он стал задыхаться. Ему показалось, что он вообще близок к смерти. Что ему всего-то сорок лет, а жизнь словно закончилась. И все самое яркое, интересное осталось позади. Его пылкая и страстная любовь к Людмиле, рождение детей, открытие журнала, ощущение полезности и полноты жизни – все в прошлом.

И тогда он задал себе вопрос: а как бы он хотел жить? Как и с кем? Что ему нужно для того, чтобы почувствовать себя счастливым?

И вот как только он задал себе этот вопрос, так сразу его внутреннее обоняние уловило жирный, масляный скипидарный запах красок, а внутренним зрением он увидел коробки акварелей, упаковки бумаги, холсты, натянутые на подрамники, готовые превратиться в живые, дышащие свежими красками картины.

Он всегда хотел рисовать. Это был зуд. Приятный и будоражащий зуд. Возможно, возьми он кисть в руки – и это наваждение, это волшебство приближения к счастью исчезнет, но как попробовать? Что нужно сделать, чтобы это проверить?

Он никогда и нигде не учился рисованию. Но рисовал всегда, везде и на всем. Карандашные рисунки, зарисовки углем или сепией, шуршание рисующей твердости по бумаге, рождение новых линий, штрихов, образов. А сколько волшебства и неожиданных открытий дарила ему живая, трепетная, нежная и текучая прозрачная акварель! Сколько оттенков, плавных переходов от одного цвета к другому радовали его, питали его воображение!

Будь у него деньги, он первым делом накупил бы всего для рисования, снял бы мастерскую или квартиру где-нибудь на окраине города и зажил бы своей, обособленной ото всех жизнью. Конечно, он понимал, что картины он вряд ли кому-нибудь продаст, тем более что он сам смутно представлял себе, что будет рисовать и кому это вообще может понравиться. Поэтому рассчитывать на то, что он сможет прокормиться с помощью творчества, явно не приходилось. Но все равно он хотел заниматься этим, и при мысли о красках и о той свободе, которая могла бы существовать в его жизни, реши он все бросить и заняться любимым делом, у него кружилась голова.

Однако, конечно, все это было абсолютно нереально. Денег у него не было и не предвиделось в ближайшем будущем. Тираж журнала, его детища, сильно упал – фермеры, обзаведясь компьютерами, находили ответы на свои важные хозяйственные вопросы в Интернете, им совсем необязательно было подписываться на бумажный фермерский журнал. Да он и умер бы, этот журнал, если бы не спонсоры, преимущественно друзья Дмитрия, которые помогали ему выжить в это трудное время, подкидывали деньжат, находили новых спонсоров, рекламодателей. Но как долго все это могло продолжаться? Год? Два? Интернет все равно сделает свое черное дело и убьет все журналы и газеты. И что будет с ним, с его семьей? Может, заняться чем-нибудь более существенным? Стать, к примеру, тем же фермером, тем более он знал, что ему помогут?! Купить, к примеру, саанских или тогербургских коз и продавать молоко? Но для этого надо как минимум переехать из города в деревню, купить там пусть самый скромный, но дом с хозяйственными пристройками и большим двором. Для этого было бы неплохо посоветоваться, в каком районе пастбища богаче, где козам будет лучше и дольше прокормиться. Запастись овсом, пшеницей, кукурузой, приготовить силосные ямы… От всех этих мыслей ему становилось и вовсе худо. Вот уж чем-чем, а этим-то он точно не сможет заниматься. Он ничего не знает, не умеет, да и душа к сельскому делу не лежит. Даже кроликов или гусей он разводить не сможет – надо будет учиться всему с самых азов, осваивать азбуку животноводства.

– Успокойся… Все будет хорошо, – повторил он, целуя сына в макушку. Он сказал ему, что они с мамой не собираются разводиться, и эти слова прозвучали в его мозгу мощным и неотвратимым ударом гильотины: р-раз, и все, этим обещанием он отсек возможность отступления, возможность начать новую жизнь. И все это чего ради? Чтобы успокоить Гришу?