Пожить в тени баобабов

В двух шагах от бетонного подиума стоял нелепый крепкий стол, сколоченный из неокрашенных досок, и такой же крепкий, явно рассчитанный на тяжелого человека, табурет.

Веселенькое местечко.

– Квитанция при себе?

Валентин кивнул и полез в карман, на секунду вдруг почувствовав рукоять пистолета, заткнутого за пояс. Зря я взял с собой эту штуку. Лучше бы выбросить. Явился с пистолетом в крематорий.

Рассеянно роясь в карманах, Валентин не видел, как Виктор Сергеевич, стоя за его спиной, деловито и ловко выдернул из-под халата массивную резиновую дубинку.

Внезапный удар обрушился на затылок Валентина.

Охнув, Валентин упал на пол, на голый бетон, удивленно уловив на лице веяние сквозняка, задувающего в щель под тяжелой металлической дверью.

Так же деловито сунув дубинку под халат, Виктор Сергеевич обернулся в сторону стеллажей:

– Слышь, Игорек? У тебя сосед появился.

«Человек любит не жизнь. человек любит хорошую жизнь»

– Ну, Ди-и-има! Ди-и-има! Ну, куда ты гонишь?… Ну, куда торопишься?… – веселый толстяк капризно растягивал слова, заваливаясь на заднее сиденье «семерки», отбрасывал со лба потные русые пряди. На его затылке, когда он поднимал голову, торжествующе торчала очень даже вызывающая косичка, схваченная простой зеленой резинкой, щеки подпирала русая, мятая, тем не менее ухоженная борода, черные большие глаза поблескивали восторженно.

– Ну, какой же русский не любит быстрой езды? – подыгрывал, веселясь, быстро оборачивая назад голову, водитель. В его прищуренных темных глазах прыгали злые чертики. – Ну, какой же русский, Семен Михайлович, а? Какой же русский не любит быстрой езды?

– Ди-и-има, Ди-и-има! Да ты знаешь, Ди-и-има, кого цитируешь?… – восторженно отзывался толстяк, еще капризнее растягивая слова. – Да ты знаешь, Ди-и-има, кака-а-ая великая душа подарила миру столь святые слова?…

– Думаю, христианская душа, Семен Михайлович, – быстро оборачивался, подыгрывал пассажиру водитель. – Думаю, русская, нашенская душа, Семен Михайлович. А? Не так разве?

– Так, так! Ты трижды прав, Ди-и-има! И даже не знаешь, как прав! Русская душа. На-а-ашенская. Христианская. Всегда и везде одинаково готовая и к посту, и к запою. Так Серега говорит! Серега Кудимов! А Серега знает, что говорит. Серега знает толк в том, что говорит. Скоро встретим Серегу, Ди-и-има. Так что, считай, кончается долгий пост!..

Он восторженно потряс перед лицом короткими руками:

– Да и как не помолиться, как не впасть в запой, Ди-и-има, если версты летят навстречу, если летят навстречу мужики с тульскими самоварами да вороний крик, блин! И только один месяц в небе кажется неподвижным! И то только потому, что сделан в Гамбурге. Вместе с сыром. А, Ди-и-има?… Я о нашем говорю мужике, о русском! Не о немце в ботфортах и с наблюдательной трубкой в руке! Я говорю о своем! Русском!

Он снова восторженно потряс руками:

– Борода да рукавицы, и сидит черт знает на чем! Зато наш, целиком нашенский, Ди-и-има. И мчится Русь, блин, мчится вперед! И чудным звоном, блин, заливается колокольчик! И, косясь, Ди-и-има, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства!

Толстяк со стоном схватился за голову:

– Проклятый шнапс, Ди-и-има! Хуже самогона. Зачем не остановил на проклятом фуршете? Зачем не предупредил, не пей, дескать, Сема?

– Так ведь я и останавливал, и предупреждал, Семен Михайлович, – весело подыгрывал, оборачиваясь назад, водитель. – Говорил вам, как патриот, не отрывайтесь, Семен Михайлович, от родного, глотайте родную водочку, не отвлекайтесь на шнапс. Дерьмо шнапс, блин! Все равно лучше водки ничего пока не изобрели.

– Ди-и-има…

– Вот на меня взгляните, Семен Михайлович, – водитель весело заржал, но в его раскосых черных глазах плясали все те же злые чертики. – Я, например, никогда не отрываюсь от родного, Семен Михайлович. Я же знаю, организм привык к своему, переучивать его поздно. Вот и видим в итоге…

Он обернулся:

– Вот и видим в итоге следующее, Семен Михайлович. Голова у меня не болит, и рубашка на мне всегда свежая, и испариной меня не шибает, и «жигуленок» у меня цвета мокрого асфальта, не просто так, самолично перебрал в нем каждую гаечку. И пью я только пиво и русскую водку, ничего другого, Семен Михайлович, ничего другого! Отечественную водку пью! И то только по воскресеньям, когда не надо держаться за руль. По воскресеньям, Семен Михайлович! Только по воскресеньям, никак не иначе!

Даже подсвистал от полноты чувств: