Ни Николаю Петровичу.
Ни быку.
Ни даже жене цезаря.
Снайперы, засевшие на крыше морвокзала, прильнули к оптическим прицелам. Сквозь перекрестья прицелов, крепко обнявшись, как два старых друга, медленно спускались по трапу взятый в заложники директор крематория и захвативший его террорист.
В серой «Волге», бесшумно остановившейся под северной стеной морвокзала, опустилось стекло.
Спецназовец в камуфляже без всяких знаков различия мгновенно оказался рядом с серой «Волгой».
– Команду восемь отменить, – негромко приказал из машины хрипловатый мужской голос. – Снайперов с крыши снять. Людей развести. Идиоту, устроившему цирк на пароме, пообещайте все, что он только попросит. Как только он сдастся, «мерседес» отправить, куда надобно, а Николая Петровича – домой. Именно домой. Никаких допросов. Вопросы Николаю Петровичу мы будем задавать сами. Все записи у телевизионщиков просмотреть, пусть потерпят до утра. Лучше им сразу помочь, чем потом возиться с последствиями их глупостей. В прессу дать ряд коротких заметок. Ну, сами знаете, как это делается… Власть криминала… Беспредел… Кровавые разборки… А потом сразу забейте все эти заметки подробными репортажами с Прачешного… Как это о чем? Да о вчерашней ночной перестрелке. Там наши ребята здорово отличились, это надо подчеркнуть. Тайная жизнь города у нас под контролем, это тоже надо подчеркнуть. И вообще, людям полезно знать о своих героях, а не о своих подлецах… Все ясно?
Спецназовец козырнул.
Мотор «Волги» негромко заурчал.
– Простите, – опять козырнул спецназовец. – А как с этим?
– С террористом?
– Да, с террористом.
– Разве я не сказал?
Подумав, спецназовец понимающе кивнул:
– Разрешите выполнять?
– Разрешаю.
– Внимание, внимание!.. Команда восемь отменяется!..
Отдуваясь в усы, худощавый снайпер осторожно и недовольно обнял свою винтовку. Что это вдруг команда отменяется? Террорист решил сдаться? Или решили начать с ним долгие переговоры?
Снайпер не любил таких отмен.
– Не пойму я вас, Лыковых, – сплюнул он, пожав плечами. – Дунька говорит – хорошо, а Ванька говорит – плохо.
Чернильно черный «мерседес», блестя, как только что вымытый, осторожно скатился по трапу на причал. Обезумевшего Коляку рывком, как репу, выдернули из машины, скрутили, заткнули рот и в одно мгновение перебросили в грузовик спецназа.
Наступила тишина.
Теперь все настороженно смотрели на трап, на котором появились в обнимку Николай Петрович и Валентин.
– Ты в бога веришь? – осторожно ступая по трапу, спросил Валентин Николая Петровича.
– Умеренно. Так, на всякий случай, – хмыкнул тот. – Тебе сдаваться пора, а ты о боге. Неровен час, выстрелит кто-нибудь. А затянешь дело, тоже нехорошо. Спецназовцы рассердятся. Они ведь ребята строгие, занятые. Им торчать на причале на виду у толпы ох как неохота. Это на первый взгляд у них все больше развлечения, не работа…
– Заткнись.
Николай Петрович заткнулся.
– Кто тебя должен встретить, крыса?
– Меня все встречают… Видишь, народ… Это они меня встречают, переживают за меня…
– Ну? Так вот прямо все? – хмуро усмехнулся Валентин. – Огорчительно расстраивать сразу всех.
– Это почему же? – насторожился Николай Петрович, косясь на Валентина и осторожно ступая по трапу.
– Да потому, что я сам сейчас без всяких снайперов отстрелю тебе то, что ты называешь головой.
– Так нельзя! – рассудительно заметил Николай Петрович. – Ты ведь сам говорил, что отдашь меня в руки правосудия. А самосуд… Какое же это правосудие?…
– Заткнись.
– Но ты же сам говорил…
– Заткнись, – хмуро повторил Валентин. – Не сбивай меня с толку. Я сам уже ни хрена не понимаю… Но если это правда, что тебе сейчас домой, а мне на нары в СИЗО, тогда я уж лучше сам отстрелю тебе голову. Чтобы правосудие не мучилось. И считаю, учти, что это будет в высшей степени справедливо. Как только гроб раскроют, как только журналисты увидят, что там у тебя припрятано, так я тебе и отстрелю голову.
– Одумайся!.. Угрожаешь?…
Валентин кивнул.