Пожитки. Роман-дневник

Я продолжал рассматривать ошеломляющие конверты.

– А они орут?

Знакомая тетенька-продавщица старалась хранить терпение.

– Орут.

– Да?.. – тянул я паузу. – А что, это все? Больше ничего не привезли?!

Взгляд тетеньки становился безжизненным, а лицо заметно твердело. Через минуту она несла еще одну, максимум две пластинки. Только тогда я становился убежденным, что сегодня брать больше нечего.

Возможно, здесь сказывались гены, унаследованные от рара , знаменитого редким совмещением инженерного дара с музыкальным. Рара блестяще играл на фортепиано и аккордеоне, имея внушительный успех на различного рода свадьбах и прочих гульбищах. От человека, которого музицирование покатило в результате по наклонной плоскости, я действительно перенял крайнюю неустойчивость к упорядоченным звукам, но если и катился куда-либо, то, безусловно, снизу вверх – может быть, как раз потому, что никаких денег в ходе процесса не получал.

Мое окружение трудно было считать в музыкальном смысле академическим. Для многих обывателей песня не являлась, конечно, условием жизни или хотя бы одной из ее составных частей. Подавляющее большинство владельцев проигрывателей, магнитофонов, магнитол пользовались ими крайне хаотично. Из соседних квартир лилась в основном густая вязкая тишина, но стоило только поверить, что вокруг тебя обитают мертвецы, как откуда-нибудь сверху или снизу разражалось громоподобное, сотрясая весь дом до самого основания:

ЖИ-И-ИЗНЬ НЕ-ВОЗ-МО-ЖНО ПО-ВЕР-НУТЬ НАЗА-А-АД, И ВРЕ-МЯ НИ НА МИГ НЕ ОСТАНОВИ-И-ШЬ…

«О! – думалось в такой момент. – Вот и у людей наконец праздник».

Но не успевали вы толком продумать свою мысль, как едва начавшаяся песня глохла на полуноте, и мертвая тишина вновь воцарялась на долгие недели.

Выводить музыкальную культуру за рамки квартир пробовали. В городской «стекляшке» (что-то среднее между фойе местного киноспортзала, выставочной галереи и недостроенной столовой) однажды устроили дискотеку со всем подобающим декором: цветомузыкой, спертым воздухом, милицией. Понятия «диджей» еще не существовало, но люди за пультом умудрялись демонстрировать лакомые образцы танцевального авангарда. В то время как в Западном полушарии толпы перманентных революционеров достигали пограничного состояния с помощью тантр и мантр, ЛСД и мексиканских кактусов, в полушарии Восточном, в двух шагах от столицы Империи Зла, какая-то часть идеологически дебилизированной молодежи с легкостью чрезвычайной, без всякого ущерба для здоровья ныряла в пучину эйфории, идентичной по глубине с трансом юродивого Христа ради, да и то если юродивому изрядно подфартит.

Ответственные лица, конечно, испугались. И не потому, что происходили беспорядки, а по причине мнительности, безошибочно действующей и напоминающей известную мудрость: большой смех – перед большими слезами.

Со временем дискотека переехала в более чопорные апартаменты; причем само слово «дискотека» старались искоренять. Теперь на афишах стояло безутешно обывательское название «ТАНЦЫ», каковое в народе удачно обыгрывали с помощью утрирования. Говорили, например:

– Надо бы вечерком пойти сегодня, сплясать .

– А крутит кто?

– Каштаныч.

В Городе проживало всего несколько человек, регулярно обновляющих запасы буржуазных хитов. Статус небожителей позволял счастливчикам жить независимо в финансовом отношении, а кроме того, придавал жизни исключительную осмысленность, приобщиться к чему желали десятки, если не сотни рядовых членов общества. Избранные свободно оперировали такими терминами, как «площадь излучения» и «стеклоферритовая голова». Они могли часами обсуждать, сколько «ватт на канал» и «килогерц по верхам» дает тот или иной аппарат. От привозимой ими музыки хотелось благоговейно рыдать, а от вида их магнитофонов – истерически смеяться…

Я, разумеется, учитываю собственную пристрастность по отношению к данной теме, но я, как и многие представители моего поколения, родившись в определенное время, оказавшись в определенном месте, наследовал тот особенный голод и ту мощную восприимчивость, которые вполне эксклюзивны в историческом аспекте либо подлежат апробированию медициной – той же детской психиатрией, например.

С одним из школьных приятелей мы устраивали многочасовые камлания над его японской магнитолой. Совершенство чудо-механизма, инопланетная лаконичность конструкции, плавность выдвижения крышек у кассетоприемников. Целых двух! Да еще тюнер – с ума сойти! Другая философия! Новая метафизика! Один запах чего стоил!

В принципе на судьбоносных сверстников мне явно везло. Некоторых, учитывая нашу тему, хотелось бы выделить особо.