Пожизненный срок

Аннике понадобилось несколько мгновений, чтобы узнать Нину Хофман. Женщина сидела в дальнем углу ресторана и внимательно изучала меню. Без формы она была неотличима от множества других молодых стокгольмских женщин — джинсы, водолазка, распущенные по плечам светло-каштановые волосы.

— Привет, — запыхавшись, произнесла Анника и протянула руку. — Прошу прощения, я немного опоздала. Хотела снять немного денег со счета, но у меня нет никаких документов…

Она вдруг почувствовала, что сейчас разрыдается, умолкла и несколько раз глубоко вдохнула.

— Прости. Я очень благодарна тебе за то, что ты согласилась со мной встретиться, — сказала Анника, садясь за стол. — У меня сгорел дом, и я не успела ничего оттуда вынести, даже документы.

В глазах Нины вспыхнул интерес.

— В Юрсхольме? Так это был твой дом?

Анника кивнула.

Нина Хофман несколько секунд внимательно смотрела на нее, потом снова взялась за меню.

— Ты ешь пиццу?

— Да.

Они заказали минеральную воду и по порции хрустящей «Кальцоне».

— Давненько мы виделись последний раз, — сказала Анника, когда официантка отошла от стола и направилась на кухню за заказом.

Нина Хофман кивнула.

— Это было в отделе полиции, — сказала она, — накануне выхода газеты. Ты принесла мне распечатку статьи, чтобы я ее посмотрела.

— Да, в тот день, когда арестовали этого финансиста, — напомнила Анника, — Филиппа Андерссона. Какое же облегчение все испытали, узнав, что так быстро нашли этого убийцу с топором.

— За все время службы мне редко приходилось испытывать такое отвращение к преступнику, — призналась Нина.

— Богатый и трусливый садист, — согласилась Анника. — Такое сочетание качеств не способствует всеобщей любви. Он в Кюмле, если я не ошибаюсь?

Нина Хофман вздернула подбородок.

— Что ты хочешь от меня узнать?

Анника согнала с лица улыбку.

— Не знаю, помнишь ли ты, но в ту ночь Юлия много говорила о Давиде. Давид не хотел, чтобы она во время беременности работала в полиции. Ему не нравилась ее короткая стрижка. Давиду не нравился обозначившийся животик. Давид надеялся, что родится мальчик. За время дежурства он звонил трижды, чтобы узнать, где мы находимся. Мне показалось, что он старался контролировать каждый ее шаг.

Нина холодно посмотрела на Аннику.

— Как ты ухитрилась все это запомнить?

— Давид уже тогда был телевизионной знаменитостью. Кроме того, у меня самой аллергия на контроль. Каким на самом деле был их брак?

Нина скрестила руки на груди.

— Тебе не кажется, что это сугубо личный вопрос?

— Мужей не убивают без веских на то причин.

Принесли пиццу, и они молча принялись за еду.

Съев половину пиццы, Анника отложила нож и вилку.

— Съесть целую «Кальцоне» — все равно что положить камень в желудок.

Нина продолжала есть, не подняв головы.

«Кажется, разговора не получится».

— Что у тебя нового? — спросила Анника. — Ты работаешь все там же, в отделе «Катарина»?

Нина покачала головой и вытерла губы салфеткой.

— Нет, — ответила она, бросив на Аннику быстрый взгляд. — Я получила повышение, теперь работаю инспектором.

Анника принялась изучать Нину Хофман. Та была умна и играла по правилам.

«Придется призвать на помощь все мои педагогические способности».

— Писать о таких личных трагедиях — очень щекотливая задача, — сказала Анника. — Публичный интерес к ним огромен, но нам, газетчикам, приходится считаться со всеми заинтересованными сторонами. Давид был одним из самых известных в Швеции полицейских офицеров. Не знаю, видела ли ты вчерашнюю пресс-конференцию, на которой было объявлено об исчезновении Александра, но руководитель Национального управления криминальной полиции сказал, что убийство Давида — это покушение на общество в целом, на наши демократические принципы.

Выражение лица Нины изменилось.

— Это преступление задело комиссара лично. Раньше я никогда не видела его таким взволнованным. Если я правильно поняла, его реакцию разделяет большинство шведских полицейских. Вся шведская полиция близко к сердцу приняла убийство Давида Линдхольма. Это еще больше осложняет нашу работу.

Нина отложила нож и вилку и подалась вперед.

— Что ты имеешь в виду?

Отвечая, Анника старалась тщательно подбирать слова.

— Мы всегда балансируем на тонком канате над пропастью, когда пишем о текущих расследованиях, — медленно проговорила она. — Мы хотим опубликовать как можно больше информации для наших читателей, но в то же время должны учитывать особенности работы полиции. У полиции тот же конфликт интересов, но противоположный. Вы хотите эффективно работать, причем так, чтобы вам никто не мешал, но в то же время понимаете, что немногого достигнете, если не будете общаться с публикой, а делать это можно только через средства массовой информации. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Нина Хофман смотрела на Аннику тяжелым взглядом.

— Если честно, то нет, не понимаю.

Анника отставила в сторону тарелку.

— Нам нужно знать, что это за убийство, и поэтому требуется открытый диалог о том, что мы можем и должны публиковать. Это требует честности и доверия от обеих сторон. Если мы сумеем это сделать, то добьемся успеха — и вы, и мы.

Нина несколько раз моргнула.