Пожнешь бурю

Она отвернулась от окна, потеряв интерес к окружающему, сердечко ее ныло при виде исхудавших лиц и безнадежных взглядов, устремленных им вслед. Лондон одновременно щедр и жесток, богат и нищ, говорил ей Александр, описывая свое первое посещение города. Да, он был прав, думала Мереуин, и даже красота Мейфэра[18] и роскошных домов, выходящих фасадами на Гайд-парк, не отвлекала ее от печальных дум.

Вскоре карета резко свернула вправо, на извилистую подъездную аллею, ведущую к большому особняку из розового камня с широким пролетом мраморной лестницы перед резными деревянными дверями, у которых и остановилась. Птицы пели в развесистых кронах высоких деревьев вдоль аккуратных дорожек, убегающих в сад, благоухающий цветами, и Мереуин недоверчиво покачала головой, принимая протянутую руку маркиза и ступая на землю.

– На реке было тепло, – пробормотала она, с любопытством озираясь вокруг, – но я только сейчас согрелась по-настоящему. Я оставила Кернлах на исходе зимы и вернулась в Англию в разгар лета!

Маркиз невольно рассмеялся, опустив взгляд на ее потрясенное личико.

– В самом деле, к таким переменам трудно привыкнуть. Завтра вы будете чувствовать себя прекрасно.

– Где мы? – подозрительно спросила Мереуин, когда он повел ее вверх по лестнице к дверям, где их ждал согнувшийся в поклоне мажордом. – Чей это дом?

Иен скривил губы:

– Мой.

Она отпрянула, удивленно посмотрела на него и охнула:

– Ваш? Только не говорите мне, что я должна остаться здесь с вами!

Он не ответил. Сильная рука держала ее под локоть, увлекая вперед. Мереуин поняла, что без скандала ей не вырваться.

– Добро пожаловать домой, милорд, – провозгласил мажордом. Его длинная физиономия не выражала ничего, кроме спокойного безразличия, а внимание было целиком сосредоточено на башнеподобном мужчине, полностью игнорируя притулившуюся рядом девушку. – Я ожидал вас раньше, милорд. Мы беспокоились, не случилось ли с вами чего-нибудь. – Безупречное произношение выдавало в нем джентльмена из джентльменов.

– Неожиданно пришлось задержаться, – ответил лорд Монтегю, с симпатией глядя на верного слугу. – Я был вынужден совершить путешествие в Бостон.

Глаза мажордома округлились.

– В Бостон, милорд? – Спохватившись, что проявляет излишнее любопытство, он вновь придал своему лицу прежнее бесстрастное выражение и широко распахнул перёд ними дверь.

Когда Иен втолкнул упирающуюся Мереуин в роскошный вестибюль, она застыла от восторга, вперив взор в чудесный, выложенный плиткой пол.

– Я говорю о том Бостоне, что в колониях, – с улыбкой пояснил маркиз мажордому, отлично зная, что Фрэнсис, допустив промах, больше не выкажет к этой теме ни малейшего интереса.

В отличие от камердинера Дэвиса, который на протяжении многих лет пытался оказывать влияние на неуправляемого хозяина, Фрэнсис весьма редко реагировал на многочисленные сюрпризы маркиза, от которых и свихнуться было недолго. Поэтому он и глазом не моргнул при виде стоящего рядом с ним восхитительного создания. Хотя мажордом привык натыкаться, в особняке на подобные создания, ему пришлось признать, что эта девушка, несмотря на выцветшее и измятое платье, намного превосходит всех прежних красоток маркиза.

– Я присмотрю, за вещами, милорд, – начал было Фрэнсис, но Иен нетерпеливо прервал его.

– Я почти ничего не привез, а у юной леди вообще нет вещей.

Непроницаемое лицо Фрэнсиса выразило крайнее изумление, когда Мереуин заявила:

– Это совершенно не важно. Я не намерена здесь оставаться.

«Нет, – подумал мажордом, – это уж слишком. Эта леди – шотландка, ошибки быть не может, достаточно слышать мягкую картавость ее произношения! Помилуй Бог, до чего же мне не нравится упрямый блеск в раскосых синих глазах, да, видно, и его светлости тоже – больно уж свирепо он на нее смотрит. Их взгляды скрещиваются; как шпаги, и у этой вражды, похоже, глубокие корни».

– Куда предполагаете отправиться? – любезно осведомился Иен, но небрежный тон не мог обмануть Фрэнсиса, хорошо знавшего своего хозяина. Такой тон, как правило, не предвещал ничего хорошего, и мажордому была неприятна мысль, что лорд Монтегю может обидеть эту гордо стоящую перед ним золотоволосую красавицу.

– Не знаю, – отрезала та тоном, который оказался ничуть не теплее, чем у маркиза, – но здесь не останусь!

– С каких это пор вас так заботят приличия? – поинтересовался маркиз, и Фрэнсис по смятению на личике молодой леди понял, что тот задел какую-то чувствительную струну. Сердце мажордома пронзила жалость при взгляде на это маленькое, растерянное личико, и Фрэнсис шагнул вперед, становясь между своим башнеподобным хозяином и девушкой.

– Мне кажется, вы проголодались, – обратился он к ней, тактично загородив грозную фигуру маркиза и явив вместо этого свою приветливую физиономию. – Чашка крепкого чаю и вишневый торт пойдут вам на пользу, миледи.

Старик заторопился уйти, и Мереуин, не успев ему заметить, что ее не следует именовать «миледи», вновь устремила на красавца маркиза такой яростный взгляд, что любой мужчина на его месте смутился бы.