Пожнешь бурю

Мереуин никогда прежде не слышала такой ненависти в его голосе, и ей стало плохо, голова закружилась, пришлось ухватиться за спинку стула.

– Вы не понимаете, – прошептала она, уже зная, как нелегко будет его переубедить. – Уильям Роулингс…

Иен заскрипел зубами, услышав это имя, и резко отвернулся, чтобы не видеть ее лица.

– Домоправительница сказала мне, что он неожиданно уехал в Шотландию, но мне почему-то с трудом в это верится. Поэтому я так быстро вернулся. Это письмо, мадам, было послано с целью выманить меня из дому, чтобы вы могли свободно наслаждаться его обществом?

– Нет, конечно! – воскликнула Мереуин и внезапно сообразила, что цель пересылки письма в Равенслей вполне могла быть именно такой.

Иен моментально почувствовал ее колебания. Сильные руки оторвали ее от пола, его лицо вдруг оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Какого же дурака вы из меня сделали! Должен признать, ваша месть оказалась намного искуснее любого моего замысла! Прикрыть свидание с любовником его отъездом из Лондона – гениально! Полагаю, во время той небольшой прогулки в гавань вы с удовольствием провели пару часов в объятиях мистера Роулингса?

Он встряхнул ее, как куклу, серо-стальные глаза пылали яростью.

– А потом, после нашей свадьбы, изображали любовь ко мне, как последнего дурака, заставили открыть вам свое сердце, чтобы вдоволь посмеяться, радуясь, до чего ловко меня провели! Боже, какое богатое воображение!

Несмотря на страх и боль, Мереуин понимала, что должна как-нибудь убедить его, рассказать правду, пока он не задушил ее или не переломил надвое. Она никогда еще не видела мужа в такой ярости, но ужас перед его гневом все-таки был меньше страдания, причиненного сознанием легкости, с какой он усомнился в ее любви.

– Иен, пожалуйста, выслушай меня, – задыхаясь, выдавила Мереуин. – У меня никогда никого не было, кроме тебя, никогда! Мужчина, которого ты считаешь моим любовником, на самом деле преступник, пытавшийся меня шантажировать!

Иен резко отпустил ее, она рухнула на пол к его ногам и услышала над головой хриплый хохот.

– Я уже получил доказательства, что вы умная и находчивая стерва, так что буду настороже. С того дня, как мы встретились, вы задумали так или иначе уничтожить меня. Что ж, миледи, – голос его вдруг ослаб, – поздравляю вас! Вы преуспели!

Носок сапога больно уткнулся ей в бок, когда маркиз через нее перешагивал, громко хлопнула дверь в его спальню, порыв ветра задул свечу на туалетном столике, и комната погрузилась во мрак. Мереуин лежала, глотая слезы. Охватившее ее отчаяние боролось с нарастающим гневом. Наконец гнев одержал верх, и Мереуин поднялась на ноги, шепча сквозь зубы проклятия. Она заставит его выслушать себя и сама выскажет этому пьяному, дикому болвану все, что о нем думает, даже если для этого придется его связать!

– Иен Вильерс, я требую, чтобы вы меня выслушали! – прокричала она, врываясь в его комнату. Но маркиза там не было. Мереуин растерянно оглянулась и в бешенстве закусила губу. Силы небесные, куда он подевался? Может, внизу, в кабинете, заливает горе бренди? Гнев Господень, ему так просто не отделаться!

Не заботясь, что поднимет на ноги весь дом, Мереуин ринулась вниз, по лестнице. Волосы развевались у нее за спиной, ночная рубашка взлетала над босыми ногами. Как она и предполагала, он был в кабинете, глотая бренди прямо из бутылки. Встретивший ее взгляд был полон такой ненависти, что Мереуин споткнулась и замерла на пороге.

– Иен, нам надо поговорить…

– Говорить больше не о чем. – Голос его звучал спокойно и холодно. – Я еду в Лондон.

– Сейчас? – изумленно спросила она. Серо-стальные глаза смотрели с презрением.

– Вы, миледи, завели любовника, и я не намерен лишать себя подобного удовольствия. Если меня кто-нибудь спросит, я буду у леди Камерфорд.

Сердце Мереуин пронзила боль, и она молча стояла, устремив на него взгляд широко распахнутых синих глаз. Он злобно выругался, увидев в этих глазах неприкрытую муку, швырнул бутылку в камин, где та разлетелась фонтаном блестящих осколков. Метнулся к двери, почувствовав, как маленькая ручка вцепилась в рукав, с силой стряхнул ее и бросился прочь, не обращая внимания на летевшие вслед сдавленные рыдания, хоть они и разрывали ему душу.

В конюшне было темно. Конь стоял в стойле и встретил хозяина приветственным ржанием. Конюх, похоже, отправился спать, и Иен сам распахнул дверь чулана и вытащил седло.

Жеребец слишком устал, чтобы еще раз проделать путь до Лондона, так что маркиз выбрал другую лошадь и стал седлать ее.

– Иен, подожди!

Маркиз выругался, услышав донесшийся из темноты тихий, сдавленный голос жены, сунул ногу в стремя, взлетел на широкую спину коня и выехал из темной конюшни во двор. Мереуин, запрокинув голову, пыталась поймать его взгляд. Щеки ее были залиты слезами, огромные синие глаза потемнели от горя.

– Пожалуйста, не езди к ней, – умоляла она, хватаясь за стремя дрожащими руками. Лошадь всхрапнула и шарахнулась в сторону, заставив хрупкую фигурку в белой ночной рубашке метнуться следом.