Пожнешь бурю

– А, точно. – Кинкейд бросил проницательный взгляд на маленькое, прижатое на груди Ансворта личико. – Не знаешь, это она и есть?

– Господи Иисусе, – расхохотался Ансворт, – да вы что, правда думаете, будто женщина из семейства Макэйлисов промышляет проституцией в Глазго?

Тонкие губы Кинкейда расползлись в невеселой усмешке:

– Не думаю. Не хотел бы я иметь ее на борту, если б это было правдой. Слишком рискованно связываться с высшим обществом.

– По словам Энди, ее обвинили в проституции и воровстве. Стало быть, это неправда, – заверил своего работодателя Эдмунд Ансворт и с громким смехом исчез с темной палубы.

Капитан проводил его взглядом до люка, прежде чем направиться к себе в каюту. Он подпишет бумаги и отдаст их малютке Макэйлис лишь после того, как они окажутся в открытом море. Удовлетворенная улыбка изогнула уголки его губ. Хотя в колониях документы ей вряд ли понадобятся.

На рассвете «Горянка» бесшумно отошла от причала, повернула к морю, разрезая килем, как ножом, тихие воды Клайда, и мало-помалу стала набирать скорость, когда паруса наполнились крепнущим утренним бризом. Устремив нос на запад, ладное судно оставило позади спящий город и пустилось в долгий путь через Атлантику к Уилмингтону, к богатым табачным плантациям Северной Каролины, где был постоянный спрос на рабов и завербованную по контракту рабочую силу.

Глава 3

– Ну-ка давай поднимайся!

Слова доносились до Мереуин словно издалека, и она не желала приходить в сознание, предпочитая небытие, так долго державшее ее в плену.

– Давай, девка!

Кто-то грубо тряс ее и нетерпеливо кричал, а она пыталась отгородиться от этого крика, надеялась ускользнуть, зарывшись в сладостную мягкость подушки. Кто это встал над ней, Алекс или Малькольм, недовольно гадала она, и что им от нее надо поздней ночью?

– Ну, вставай, просыпайся!

Рука еще сильнее затрясла ее, и она вдруг осознала, что прижимается лицом не к гладкому, пахнущему чистотой атласному белью своей постели в Кернлахе, а к чему-то жесткому, вроде соломы. От нее шел такой затхлый запах, что девушка сморщила маленький носик, чихнула и сразу проснулась.

– Вовремя, бездельница ты этакая, – проговорил сверху незнакомый и недружелюбный голос.

Мереуин быстро перевернулась, села и тут же схватилась руками за голову, накрытая волной слабости и дурноты.

Пульсирующая боль усилилась, когда она открыла глаза и увидела стоящего перед ней бородатого незнакомца с фонарем в руках и сердито насупленными густыми бровями. Колеблющийся свет освещал лишь небольшое пространство, не позволяя определить размеры странного пещерообразного помещения, где она находилась, но девушка слышала стоны, боязливое перешептывание и незнакомый звук поскрипывающей оснастки.

– Где я? – неуверенно произнесла она, напрягая голос. – Опять в тюрьме?

– Может, и так, – последовал отрывистый, сопровождаемый смешком ответ. – Давай-ка вставай, капитан не любит, когда его заставляют ждать.

– Капитан? – Мереуин была ошарашена, как никогда в жизни, перед глазами все закружилось, и она почувствовала себя совсем плохо.

– Точно так, капитан. Пошли!

Волосатая рука вцепилась в плечо и поставила ее на ноги. Мереуин споткнулась и упала на мощную грудь. Мужчина захохотал, дыхнув ей в лицо гнилью. Она с отвращением отшатнулась и встала, уставившись на него, сжав маленькие кулачки.

– Оставьте меня в покое!

Бородатый матрос оскалил зубы в плотоядной ухмылке и оценивающе оглядел ее, поднеся фонарь так близко к лицу девушки, что она ощутила исходящий от него жар.

– Огневая девчонка! Может, сам капитан на тебя, польстится? Ну, пошли, вперед!

Мереуин осталась на месте, обхватив руками плечи и дрожа всем телом. Кто этот бородач с гнилыми зубами, чего, ему надо и куда, ради всего святого, привел ее Эдмунд Ансворт? Здравый смысл подсказывал ей, что она не в тюрьме и, кроме того, не на твердой земле. Теперь, когда головокружение прекратилось, она поняла, что все вокруг продолжает покачиваться, а стоящий перед ней омерзительный тип, от которого несло так, словно он много недель не мылся, упоминает о капитане. Значит, она на корабле! Боже милостивый, если так, куда ее везут?

– Ты идешь или нет? – грубо бросил матрос, потеряв, наконец, терпение. Не дожидаясь ответа, цапнул огромной рукой худенькое плечико, поволок ее к трапу и вытолкнул в люк так бесцеремонно, словно швырял в овин мешок овса.

Через секунду Мереуин очутилась на палубе, щурясь от яркого дневного света, наполовину ослепнув от солнца, отражавшегося в глубоких зеленых водах, которые простирались вокруг, услышала высоко над головой похлопывание натянутого крепким бризом холста и почувствовала в воздухе привкус соли. Палуба под ногами чуть накренилась, она пошатнулась, охваченная слабостью, и не сопротивлялась, пока матрос волок ее по надраенной палубе, а потом по узкому коридору, который упирался в закрытую дверь.

– Я доставил девчонку, – объявил он, стукнув костяшками волосатых пальцев в крепкую деревянную створку.

– Давай сюда, – донесся с другой стороны небрежный ответ.