Позиционные игры

Как-то, ещё в молодости, на заре партийной карьеры, довелось Ратникову утешать юную поэтессу. Девица писала вполне сносные стишата для стенгазеты и вела какую-то общественную работу, то есть считалась активной комсомолкой. И вдруг совершенно внезапно, в ответ на рядовую просьбу от комсомольского начальства написать «что-нибудь» к очередной дате, отказалась категорически и разразилась рыданиями прямо в комитете комсомола. Женские слезы, да ещё с истерикой, для мужиков, как известно, страшнее любого мордобоя. Тем более, слезы и истерика ничем, с их точки зрения, не мотивируемые. Так как в комитете комсомола в тот момент в наличии оказались только мужики, то ситуация сразу же начала приобретать размах глобальной катастрофы. Редактор стенгазеты убежал в панике, первый комсомольский секретарь, к которому и зашел в этот момент за каким-то делом Ратников, заметался в поисках графина с водой, а второй секретарь попытался на девицу прикрикнуть, но как-то не очень уверенно. Вот и пришлось выручать младших товарищей.

Ратников подошел к делу творчески.

– Что это у тебя тушь по всему лицу растеклась? Да не три руками! Блузку вымажешь, – спокойно сообщил он девице и, взяв ее за плечи, отволок к удачно висевшему в углу зеркалу.

Вид собственной красной, зареванной и перекошенной физиономии с размазанной по лицу косметикой подействовал на поэтессу лучше любого новопассита. Она ойкнула, полезла за платком в сумочку и стала срочно приводить себя в порядок. Ну а после, уже в качестве дополнительной нагрузки, пришлось выслушать объяснение столь бурного выплеска чувств.

Оказывается, молодое дарование, неудовлетворенное славой «писательницы в стенгазету», преодолело сомнения и терзания и отправило в какую-то «взрослую» редакцию свои «лирические стихи». Не те, что писались к праздникам и «по заказу», а те что «кровью сердца» и в тайную тетрадочку «для души». И как раз в тот день пришел ответ. Что уж там были за шедевры и стоили ли они того, чтобы так безжалостно обламывать юное создание – бог весть. От чтения их Ратникову удалось уклониться, но иезуитский ход редакции он вполне оценил: стихи «про любовь» отдали на рецензию довольно известному поэту-деревенщику в почтенном возрасте, славящемуся своими панегириками «Руси колхозной, тракторной». Вот он и оттянулся на «шедеврах» девицы со всей посконно-крестьянской непосредственностью, не слишком заморачиваясь душевной травмой, которую невольно нанес «тонкой творческой натуре», а просьба комсомольского начальства пришлась, что называется, по свежей мозоли…

– Представляете? – скорбно вопрошала девица Ратникова почти в тех же интонациях, что поручик Мишку. – Там написано: «Я заплетаю косы лошадям, что звездною дорогой пронеслись», а он пишет: «Что за звездная дорога? Млечный путь, что ли? Нельзя выпасать лошадей в открытом космосе!».

С трудом удержавшись, чтобы не заржать в голос, как спасенный от выпаса в «открытом космосе» конь, Ратников попросил себе эту рецензию на память. К его огромному удивлению, именно эти слова там и были написаны.

Но тогда все закончилось благополучно. Во всяком случае, для комитета комсомола – судьбой девицы он больше не интересовался – а вот сейчас…

«М-да… Все это было бы смешно, если бы не было так чертовски опасно… Не удивительно, что бабка на стенку лезет. Не неверие ее ужасает – здравомыслие. И то, что это самое здравомыслие имеет тенденцию к распространению уже во втором поколении. Вашу схожесть с заболотными боярами она отследила и до сих пор никакой паники по поводу «неверия» и его опасности не испытывала. А вот когда поняла, что этому можно научить, испугалась не на шутку…