– Будущему ратнику и в утробе надо к голосу воеводы привыкать! – отмахнулся Корней. – У меня тут жених пропал… Андрюха… – по привычке обернулся он к стоящему рядом Немому, но тут же осекся и поправился. – Мишка! Лавруха! Где Сучок, вашу мать, я спрашиваю?!
– Я за него! Чего надо? – незамедлительно раздался в ответ утробный почти звериный рык. Толпа гостей раздалась в стороны, а в образовавшийся прогал пред светлые очи воеводы вывалился обозный старшина Серафим Ипатьевич Бурей собственной персоной.
Как всегда косматый и напоминающий лесное чудовище, к тому же отчаянно пьяный по случаю праздника, Бурей тем не менее обрядился сегодня в самое лучшее свое одеяние: синие в красную и зеленую полоску порты, пошитые явно не из холста, сапоги, густо смазанные гусиным жиром, красную шелковую рубаху с богатой вышивкой золотом почти до пупа, опоясанного широким тоже шелковым зеленым кушаком с кистями, и распахнутую шубу на чернобурках. Соболья шапка лихо съехала на одно ухо то ли от того, что новая и ещё не обмялась, то ли от буйного празднования, то ли сшибленная в процессе водружения на плечо почти недвижимого тела дорогого друга – артельного старшины Кондратия Епифаныча.
– И Сучок тута. Соскучился, что ль? – почти миролюбиво буркнул Бурей, легким движением плеча сгружая друга к ногам Корнея. – Чего тебе?
– Мне?! – возмущенно взревел Корней. – Да на кой мне этот дятел певчий, ядрена-матрена! Алена где? Я ему бабу сосватал или нет?!
– Сосватал… – неожиданно умильно, хоть и не слишком внятно, проворковал Сучок и расплылся в блаженной улыбке, не пытаясь, впрочем, подняться на ноги. – Век не забуду… Только дом построю…
– Какой дом, …мать?!
Корней примерился пнуть Сучка, но тот, не переставая блаженно лыбиться, снова погрузился в нирвану, а перед этим обхватил сапог сотника и попытался устроиться на нем поудобней.
Мишка с некоторым беспокойством пригляделся к блаженно причмокивавшему Сучку.
– Чего?! Я тебя зачем сватал?!.. Свадьба где?! – несмотря на благодушное настроение и состояние новобрачного, дед явственно начинал звереть, и артельный старшина сильно рисковал стать первой жертвой традиционной свадебной драки, но тут Бурей ловко подхватил приятеля, вернул его в исходное состояние – к себе на плечо – и рявкнул разбуженным среди зимы похмельным медведем:
– Чего дерешься?! Алена не согласная…
– Как не согласная? Я же сам ее… – опешил Корней. Шагнул мимо все ещё стоявшего в позе атакующего борца сумо Бурея и коротко распорядился:
– А ну!.. Лавруха! Сани! К вдове Алене поехали! Все… И вы тоже, – бросил он через плечо так и не успевшему среагировать на такой демарш обозному старшине. – Разберемся…
С поездкой к двору Алены от церкви Корней погорячился. Гнать сани по улицам села, да ещё в праздничный день, когда полно гуляющих, дело затруднительное, да и чего там ехать-то? Рядом все. Но с другой стороны – положение обязывало, потому никто с воеводой спорить не стал. Ехать так ехать. Дольше усаживались, трогались да останавливались, так что когда свадебный кортеж – даже два, если считать и Андрея с Ариной, в сопровождении почетного караула из опричников и саней с высокими гостями остановился перед Алениными воротами, там их уже ждала жаждущая зрелищ толпа любопытных, шустро перебазировавшихся от церкви к предполагаемому месту действия. Опричники, повинуясь Мишкиной команде, вклинились конями и расчистили проход для воеводы, неспешно выбирающегося из саней.