Вот после этого Петька и прикипел к Тимке Кузнечику так, что клещами не отдерешь. Все свободное время проводил в его мастерской, что-то там конструировал вместе с отроками, спорил, мастерил, бегал добывать необходимое – даже в Ратное к себе домой посылал холопов с заданием что-то привезти. Именно на этой почве он помирился с артельщиками, так как без помощи плотников обойтись у «авиамоделистов» не получалось.
Запускать «херувимов» не просто с земли, а управлять ими с седла тоже придумал Петр, он же сам вначале это опробовал, а потом обучил отроков. Так что презентация воздухоплавания в Ратном удалась, и сами «херувимы» получились такими затейливыми во многом благодаря именно Петру. Хотели им ещё трещотки на планку над крыльями прицепить, тоже, кстати, Петькой усовершенствованные, но потом передумали – надо же и в «заначке» что-то на будущее оставить. Да и не услышали бы их в общем шуме.
Короче, свой час заслуженной славы в роли первого «змееносца» ратник Петр получил с полным правом. Правда, само название «змееносец» звучало бы вполне приемлемо для Мишки, но из-за запрета, наложенного боярыней Анной на употребление «нехорошего слова», да и по идеологическим соображениям использоваться не могло. Опять же, пришлось принять предложенное Роськой «херувимоносец».
Правда, при попытке с ходу произнести новоизобретённое слово даже у самого поручика первое время выворачивало язык наизнанку, а у отроков оно и вовсе стало совершенно самопроизвольно сокращаться до «хероносцев», что в плане идеологии звучало ну никак не лучше «змея». Но урядники и наставники прекрасно справились с этим массовым дефектом речи, проводя регулярные занятия по карательной логопедии на свежем воздухе.
Демонстрация восхищенным зрителям летающих «херувимов» была задумана Мишкой как кульминация праздника, которая неминуемо привлечет к себе всеобщее внимание, а заодно лишний раз подчеркнет престиж Младшей стражи, декларируемую ею приверженность христианским ценностям и имидж войска Христова. То, что при этом образы Спаса, херувима и Святого Духа органично вписались в откровенно языческий обряд и, воспарив над ним, утвердили свое главенство на этом празднике жизни, пошло уже дополнительным бонусом. И новый священник не мог этого не заметить и не оценить.
Как и рассчитывал Мишка, вскоре все село, и без того возбужденное и разгоряченное праздником, собралось возле взгорка, на котором гарцевали на конях невозможно довольные собой и всеобщим вниманием «херувимоносцы», и, окружив их, разглядывали невиданные «летающие образа», с шумным восторгом комментируя столь потрясающее событие. Среди этой ошалевшей толпы Мишка снова увидел отца Меркурия. Монах что-то грыз и при этом, как и все, с нескрываемым интересом разглядывал «херувимов», задрав вверх голову и приложив к глазам руку козырьком, хотя для него это представление не стало сюрпризом: и картинки он Тимке помогал выбирать, и на одной из «репетиций» запуска в крепости присутствовал, да и вообще начинание одобрил и благословил.
– Хорошо получилось, отче? – окликнул его Мишка, пробравшись в толпе поближе. – И как тебе такая мистерия?
Монах оторвался от созерцания «херувимов» и неожиданно серьезно взглянул на молодого сотника.
– Прими мои поздравления, юный архонт, ты научился бить врага его оружием! – проговорил он, слегка прищурившись от бьющего в глаза зимнего солнца.