Подобное разделение весьма важно при выяснении вопроса о роли и источнике случайного в процессе становления действительности. До сих пор во многих определениях случайное формулируется как нечто внешнее, побочное, не связанное с данным процессом [см.: 203, т. 5, с. 33]. Анализ, проведенный выше, позволяет понять неправомерность подобного подхода к внешней детерминации. Последняя может, как мы уже убедились, играть роль даже причинной, порождающей процесс. В связи с этим «внешнее» и «побочное» (стороннее данному) вовсе не идентичные понятия. (О соотношении внешней детерминации и случайности речь пойдет несколько ниже.)
Внешняя и внутренняя детерминации присущи всем без исключения формам взаимодействия материи. Они выступают формами детерминации, каждая из которых может быть представлена разнообразными типами.
В рамках нашего исследования весьма важен вопрос о том, является закон типом детерминирующего воздействия или же его формой. Ответ связан с онтологическими основаниями категории «закон». «Мы знаем, — писал Ф. Энгельс, — что хлор и водород под действием света соединяются при известных условиях температуры и давления в хлористоводородный газ, давая взрыв; а раз мы это знаем, то мы знаем также, что это происходит
Учитывая данные соображения, большинство современных авторов справедливо выделяют устойчивость (повторяемость) отношений (связей) между материальными объектами в качестве главного критерия закона [см.: 81, с. 68]. Вместе с тем детерминация отнюдь не связана с критерием повторяемости, конкретной детерминации может быть присуща неповторимость, невоспроизводимость, уникальность.
Часто встречающееся отождествление закона и причинности имеет те же основания, что и отождествление причинности и детерминизма — ив том и в другом случае причинная связь объявляется единственным типом связи и детерминации. Тождество закона и причинности постулировал позитивизм на всех этапах развития этой доктрины. «С моей точки зрения, — пишет Р. Карнап, — было бы более плодотворным заменить всю дискуссию о значении понятия причинности исследованием различных типов законов, которые встречаются в науке. Когда будут исследоваться эти законы,
Такое понимание соотношения закона и причинности противостоит позитивистскому тезису о том, что причинность неразрывно связана с предсказуемостью [см., например: 164, с. 360–362]. Если имеет место уникальная причинно–следственная зависимость, то никаких оснований для предсказания она давать не может. С другой стороны, предсказание может быть осуществлено на базе непричинных закономерностей. Так, взаимодействие в системе «травоядное—-хищник» определяется некоторым функциональным отношением между числом хищников и числом травоядных в данной экологической нише. Естественно, что такое отношение может служить основанием для реальных прогнозов, хотя причинной, генетической связи между хищниками и травоядными нет.
По этим же соображениям следует отказаться от идеи «вневременности» причинности, т. е. обязательности и воспроизводимости причинно–следственных отношений, которую выдвинул Бори. «Например, — иллюстрирует свою мысль физик, — утверждение, что плохой урожай был причиной голода в Индии, осмысленно только в том случае, если имеется в виду вневременное утверждение: плохой урожай вообще является причиной голода» [39, с. 148]. Совершенно ясно, что автор путает здесь причину и причинный закон. Плохой урожай не обязательно является причиной голода, равно как голод не всегда имеет причиной плохой урожай.