И где-то в XVIII веке люди докапываются до сути вопроса, и они всегда, – по крайней мере, некоторые из них, – переводят тему в интеллектуальную плоскость. И возникает вопрос ребром. Вот есть Джон Ди, который хлещет своё изображение, и есть изображение, которое никак не может сорваться с крючка: оно вынуждено повторять движения Джона Ди. Потом, в какой-то момент, изображение говорит: «А Джона Ди-то, между прочим, нету!». Я имею в виду возникновение атеизма, потому что на самом деле атеизм по сути есть отрицание отнюдь не Бога, о Котором атеист ничего не знает, а это отрицание Великого Существа, который является оригиналом, – архетипа, образом и подобием которого является человек.
Он говорит: «Бога нет». Ход предельно сильный. Но в чём здесь фокус – очень неприятный для тех, кто идёт этим путём? Как только человек вступает на путь простого и сильного нигилизма, атеизма, то это мгновенно заменяется отъявленнейшим идолопоклонством. Но не в буквальном смысле поклонением деревянным идолам, а в широком, метафорическом смысле. Потому что любой атеист сидит на крючке веры в человечество, в прогресс, веры в либерализм, в процветание, «позитивы». И если он правый, то он будет антикоммунист, но это будет правый либерал. Он верит в добро и зло, верит, что всё больше и больше реализуется добро и убывает зло, что «мы идём от пещер дикарей в какие-то хоромы электронного завтра», – на базе именно этого атеизма. Мгновенно нигилизм переводит его к признанию в качестве доминантных императивов всякого рода глупостей, которые даже смешно обсуждать: они гораздо более сомнительны, чем понимание того, что Великое Существо всё-таки есть и оно является оригиналом. Более того, человек, который встал на путь отрицания Великого Существа, рванул на себе тельняшку и сделал такой предельный жест, – он становится, в общем-то, беззащитным и безоружным, потому что ведь известно, что стратегия дьявола заключается в том, чтобы заставить людей признать, что его, дьявола, нет. И когда они признают, что дьявола нет, он появляется во всей своей красе и полноте.
Очень хороший вы привели пример с Чернышевским, потому что русская литература в этом смысле – очень тонкий резонатор, который связан с такими токами, с такими интуициями, на которые Европа оказалась неспособной. И вот, я хотел бы обратить внимание на два великих нигилистических образа, которые были созданы русской литературой. С одной стороны, Базаров, а с другой стороны – Кириллов. И они объемлют в себе, как скобки, всю полноту борьбы с Великим Существом, зависимость от Великого Существа. Базаров говорит, что никакого Великого Существа нет, природа – не храм, а мастерская, и человек в ней – работник. Умирает жалким образом – это уже деталь, но деталь тоже…
Он говорит сам: «Одно знаю, я умру, и из моей могилы лопух вырастет». То есть он отказывается и от «человеческого» будущего, потому что это человеческое будущее тоже идол, – он не хочет в этого идола верить. Значит, он хороший, законченный нигилист. И это очень кстати подчёркивает то, что Тургенев – глубокий интуитивист: он не пишет ложный образ, исходя из неких установок «как должно бы быть», он пишет Базарова, исходя из интуитивной правды этого образа. Этот Базаров, в принципе – именно тот материал, из которого приходят первые большевики, которые строили советскую власть, проводили индустриализацию, перекрывали реки и так далее. Почему? Потому что «природа – мастерская, а человек в ней – работник». Вот комиссары первых лет – они из Базарова.
А есть религиозный полюс – это Кириллов, который говорит: «Кто убьёт себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас богом станет». И это совершенно другой, глубочайший полюс, абсолютный полюс нигилистического отчаянья, который говорит: если невозможно сорваться отражению в зеркале с крючка оригинала, то единственно, что остаётся сделать, – это отражению в зеркале умереть и стать оригиналом. Такой могучий ход. И на это он идёт. Мы уж не знаем, как там дальше, но из этого получается Ницше, из этого получается много чего, но если брать наш собственный опыт, то из этого получаются «богоискатели», «богостроители», – но, в общем-то, они стали Кирилловыми в застенках ЧК. Но поскольку это был не их выбор, то я думаю, что результат тоже был не такой, как Кириллов рассчитывал. Но тем не менее это интересный религиозный ход, который очень сильно подействовал на европейское сознание. Базаров не подействовал, потому что Базаров у них уже был отработан в «Фаусте» задолго до этого…
Да. Фауст отработан. Базаров – это бледная тень Фауста.