Познер о «Познере»

В. ПОЗНЕР: Вы довольно любопытно, на мой взгляд, рассуждаете о русской интеллигенции. В частности, по-вашему, русская интеллигенция отличается от всех прочих тем, что она не выходец из своего народа. И отсылаете нас к Петру I, который отправлял детей боярских учиться в Европу, в Голландию и так далее, но при этом не сказал их родителям, что утром следует пить не водку, а кофе и вообще брить бороды. И тогда эти уже вернувшиеся взрослые люди оказались совершенно чужими. Вы делаете вывод: «Наша интеллигенция — она, условно говоря, голландская». То есть Пушкин, Достоевский, Толстой, Ильин тот же самый, вы сами — все голландцы в этом смысле?

Н. МИХАЛКОВ: А я не считаю их интеллигентами. Они аристократы. Это разные вещи. Как раз эта наша интеллигентская способность искать и заниматься самокопательством привела, в общем-то, к гибели России. Русская литература во многом погубила Россию, на мой взгляд. Хотя и не только на мой — так же думает и Василий Васильевич Розанов, с которым я согласен в данном случае. Ведь возникла пропасть между теми, кто вернулся, обремененный знаниями и новым взглядом на мир, и теми, кто жил здесь. Волошин писал: «Великий Петр был первый большевик». Это действительно так. На уровне большевика он пытался переделать огромную страну, достиг невероятных успехов, но в то же время навсегда разделил этот народ с этой интеллигенцией. Которой до него не было в том представлении, о котором вы говорите.

В. ПОЗНЕР: Вы сами аристократ? Или вы голландец? Вы себя кем ощущаете?

Н. МИХАЛКОВ: Нет, я летучий аристократ.

В. ПОЗНЕР: «Летучий аристократ» — хорошая формулировка. А все-таки, почему русская литература погубила страну? Вы имеете в виду конкретных людей — Чехова, Бунина?

Н. МИХАЛКОВ: Все дело — в этом ощущении себя виноватым, постоянно копающимся в том, правильно или неправильно поступил. Это ощущение, с одной стороны, дает потрясающее смирение и возможность думать о другом человеке, который, как мы понимаем, есть не средство, а цель, — и это величайшее достоинство русской литературы. А с другой стороны, оно привело к тому, что любое явление, которое не должно быть оспариваемо, должно восприниматься как аксиома, потому что оно — корневая система, тоже стало подвергаться сомнению. Как пример — отношение к православию. Где еще можно было в течение двух-трех лет лишить огромную страну с почти двухтысячной историей православия, заставить взрывать собственные храмы, грабить их, сжигать иконы и закапывать живьем священников? В каком страшном сне?

В. ПОЗНЕР: Во Франции. Там во время революции 1789 года вешали священников.

Н. МИХАЛКОВ: Одну секундочку. Вы же видите различие между значением религии во Франции и в России? Сегодня для Европы религия имеет большое значение? Европа ведь выросла из той же самой Франции.

В. ПОЗНЕР: Ну, для некоторых стран имеет. В Польше очень чувствуется сила религии. В Испании. Во Франции гораздо меньше.

Н. МИХАЛКОВ: Конечно. И давайте еще разделим католицизм и православие. На мой взгляд, православие намного ближе к исламу, чем к католикам. Поэтому Россия — реальный мост между Востоком и Западом. Именно в России сосуществуют эти конфессии без всяких проблем, если они не надуманы.

В. ПОЗНЕР: Вот это отношение к православию, к священнику, к церкви, которое проявилось в постреволюционные годы, — оно спровоцировано в том числе русской литературой?

Н. МИХАЛКОВ: Безусловно. Я представляю, как меня сейчас понесут по пням и кочкам в Интернете. Ребята, я готов.

В. ПОЗНЕР: Вы не поклонник демократического политического устройства — такого, которое в основном существует на Западе?

Н. МИХАЛКОВ: Я не поклонник принятия механическим путем западных форм для России. Они не приживаются.

В. ПОЗНЕР: Я почему спрашиваю? Девять лет назад вы проявили, на мой взгляд, поразительную прозорливость и, скажем так, некоторый антидемократизм. Процитирую ваши слова из нашей с вами беседы: «Я думаю, что вообще губернаторов надо назначать и снимать. Потому что народ не может выбрать — его обманывают все. Приходит человек, говорит: «я вам дам то-то, то-то и то-то». А выясняется, что он должен просто сидеть в тюрьме. Мне думается, что мы таким образом разжижаем ответственность людей, облеченных властью. Это моя точка зрения. Я считаю, что губернаторы должны быть более зависимы на сегодняшний день». Это был 2001 год, а отмена выборов губернаторов произошла через три года. Так что вы попали в точку поразительным образом.

Н. МИХАЛКОВ: Это, вообще, задача художника — так или иначе предсказывать будущее.

В. ПОЗНЕР: Некоторые политологи будут спорить, ноя в данном вопросе с вами согласен. А вы и сейчас считаете так же? Если да, то кто тот мудрый человек, который в определенный день скажет: «Теперь народ готов выбирать»?»

Н. МИХАЛКОВ: Народ и скажет. Народ и есть тот мудрый человек.

В. ПОЗНЕР: Но если вообще не лезть в воду, то не научишься плавать — это же факт?