Позолоченная луна

Он не пересекает океан, он пробирается через горы.

Полупривстав, опираясь всем весом на одну ногу, маленький Нико приоткрыл один сонный глаз. Увидев Сола рядом, он снова закрыл глаза и опустился обратно на скамью.

Нико привык к таким вспышкам.

Но про остальных пассажиров такого сказать было нельзя.

Все, кто был в вагоне, обернулись и смотрели на него — из-под полей шляп, поверх черно-белых страниц газетных баррикад. Шуршали толстые глянцевые страницы дамского журнала, из-за которого на него испуганно взирала плотная дама в сиреневой шали.

Он знал, что вызывал в них страх. Не только этим своим криком, но еще и раньше. Самим своим видом, даже если бы он вообще ничего не говорил и не делал.

Позади хлопнула открывающаяся дверь, и Сол подскочил. Но это был всего лишь идущий по проходу кондуктор.

— Старый Форт! Кто сходит, приготовьтесь! Следующая — Черная гора. — Он остановился, окинув Сола подозрительным взглядом. — Ваши билеты?

Кондуктор уже проверял билеты у всех пассажиров. Помедлив, Сол потянулся за своими. Таким, как им с Нико, лучше не спорить.

Кондуктор внимательно изучил их — и его самого.

— Эй. Вы. Вот этот вашенский концерт…

— Мне просто приснился сон.

— Да-да, но я не позволю никаких таких снов, что пугают до смерти моих пассажиров. Понял, макаронник?

Вашенский. Ох уж эти американцы в разных частях своей огромной страны! Похоже, у них тут и языки-то разные.

Развернувшись на каблуках, кондуктор направился к выходу. За ним был проход, напоминающий сложенную гармошку — тамбур между вагонами. Для большинства пассажиров он, наверное, был нужен для того, чтобы смягчать резкие повороты. Но для Сола это означало, что одним местом для спасения меньше.

Как всегда, кошмар отпускал его медленно. Пульс все еще колотился, сам он покрылся потом, как будто они с Нико снова бежали, спасая собственные жизни.

Прямо напротив, через проход, сидела эта молодая женщина, Керри, которая усомнилась в его имени. Достаточная причина, чтобы общаться с ней как можно меньше.

Там же сидел репортер. Они с Солом из осторожности не подавали виду, что знакомы. Для этого еще будет время. Если все пройдет, как планировалось.

Чувствуя, как грудь сжимает старая тревога, Сол посмотрел на молодую женщину, Керри. В ее лице была красота, но еще и — как это? — risentimento.

У нее и у ее брата с сестрой были волосы цвета крыш в Палермо, этой темно-рыжей черепицы. И такие же у той седеющей женщины, которая поглядывала на них с Нико поверх своего вязания. Вьющиеся волосы выбивались из-под ее чепчика, рукава блузки протерты чуть не до дыр, из поношенных туфель выглядывали кончики пальцев, но она смотрела на них с Нико с жалостью. Ну что же, они это заслужили.

— Тетя Рема, — сказал мальчик Джарси, глядя в сторону Сола. — А что, этот дядя, должно быть, спятил?

Женщина прижала палец к губам.

— Да все они такие, — высказался мужчина, сидевший перед ними, — громко, на весь вагон. Сдвинув котелок на затылок, он захлопнул газету. — Все газеты полны тем, как они сами себя же грабят. Да и убивают, чего уж там.

Убивают.

Сотни миль от верфей Нового Орлеана, но это слово преследует их и здесь. Как будто оно написано кровью на лице Сола.

Может, тот человек в котелке узнал его. Вместе с фотографией в газете того начальника полиции, которого застрелили, но он успел назвать имена своих убийц.

Взглянув вперед, на другую сторону вагона, Сол теперь, в сумерках, смог разглядеть отражения в окнах остальных своих попутчиков. Напротив него девочка Талли теребила свою косичку, перевязанную ленточкой из мешковины.

Женщина, Рема, обратилась к мальчику:

— Тише, Джарси. Так показывать некрасиво. И я была бы признательна, когда бы ты вспомнил, что Господь наш не меньше любит и тех, кто утратил разум. — Она понизила голос, хотя и не настолько, чтобы Сол не расслышал. — Просто на всякий случай не подходи к бедолаге слишком близко, мало ли, если его снова скрутит.

Сол натянул козырек кепки пониже на лицо.

Такие случаи, вроде этого, могут дать знать тем, кто внимательно следит — не говоря уж о тех, кто за ним охотится, — что они с Нико теперь тут. Они тут, и оба живы, хотя не должны быть ни в том, ни в другом состоянии.

Покрепче прижав к себе братишку, Сол вдыхал горный воздух, свежий и полный незнакомых запахов. Какая разница с той жаркой душегубкой четыре года назад.

Хотя тот другой мир мог вернуться и напасть на него в любую минуту. Стоит лишь одному человеку, ярость которого зрела и наливалась все четыре года, ворваться в этот вагон.

Эта сволочь ушел безнаказанным после убийства, скажет он. Если вообще будет разговаривать перед тем, как стрелять.

Сол протянул руку к тубусу из кожзаменителя, торчащему из его рюкзака. Расстегнув застежку, он развернул его на коленях. Края были затертыми. Картинку покрывала паутина складок. Но все же, спустя все годы и расстояния, чернильные линии рисунка были так же точны и аккуратны, какими он видел их, когда их рисовали во Флоренции — и когда он добавлял к ним свои штрихи.