В печальном свете угасавшего дня поселок казался унылым, бесприютным. Двое или трое молодых людей сидели перед лавкой на большом ящике, ковыряли его ножами, стучали по нему растоптанными башмаками и плевались табачной жвачкой, стараясь попасть то в одну, то в другую цель. Несколько оборванных негров удобно прислонились к столбам, подпиравшим навес над крыльцом лавки, и с ленивым любопытством разглядывали вновь прибывших. Все указанные лица вскоре перебрались поближе к фургону Хокинсов, где и замерли в неподвижности, засунув руки в карманы и переминаясь с ноги на ногу; став на якорь, они с удовольствием продолжали глазеть на фургон. Помахивая хвостами, вокруг фургона бегали бродячие собаки: они заинтересовались собакой Хокинсов, но полученные сведения их, видимо, не удовлетворили, ибо они тут же открыли против нее совместные военные действия. Это событие могло бы разжечь любопытство местных жителей, если бы силы были более равные, а то какая же это собачья драка, если много псов бросается на одного? Посему мир был восстановлен, и чужая собака, поджав хвост, поспешила укрыться под фургоном. Ловко держа на голове ведра, вразвалку подходили неопрятные старые и молодые негритянки; они присоединялись к зрителям и тоже глядели во все глаза. Полуодетые белые мальчуганы и маленькие голопузые негритята, на которых только и было, что короткие рубашонки из небеленого холста, сбегались к фургону со всех сторон, останавливались и, заложив руки за спину, изо всех сил помогали взрослым смотреть на вновь прибывших. Остальные жители поселка уже собирались отложить свои дела, готовясь двинуться к фургону, как вдруг сквозь толпу с громкими криками прорвался какой-то мужчина и начал восторженно трясти руки Хокинсам.
- Кто бы мог подумать! - восклицал он. - Нет, это в самом деле вы?! А ну, повернитесь! Поднимите-ка головы: я хочу хорошенько разглядеть вас! Вот так история, прямо глазам своим не верю! Бог ты мой, как я счастлив снова вас видеть! Сердце радуется, и на душе светло! Дайте мне ваши руки еще разок, дайте мне пожать их как следует! Вот это подарок! А что моя женушка-то скажет! Да, да, я женился, всего неделю тому назад, чудеснейшее, прелестнейшее создание, женщина благородной души. Она вам понравится, Нэнси. Да что там понравится! Бог ты мой, вы полюбите ее, вы души в ней не будете чаять, вас потом и водой не разольешь! А ну, дайте-ка мне еще раз поглядеть на вас! Все такие же... Нет, вы только подумайте: не далее как сегодня утром моя женушка говорит: "Полковник, - говорит она, как я ее ни отучаю, она меня все равно зовет полковником. - Полковник, говорит она, - сердце мне подсказывает, что к нам едут гости!" И вот вам пожалуйста! Приехали те, кого я меньше всего ожидал! Теперь она будет считать себя пророчицей, и провалиться мне на этом месте, если я и сам так не считаю! Прямо как в поговорке: "Несть отечества без своего пророка". Бог ты мой, и ребятишки здесь! Вашингтон, Эмилия, разве вы не узнали меня? А ну, кто меня поцелует? С вами-то мы подружимся: для вас найдутся и лошадки, и коровы, и собаки - все, что радует сердце ребенка! И... А это кто? Чужие детишки? Ну что ж, здесь вы не будете чужими, это я вам говорю! У нас-то вы почувствуете, что это и есть ваш настоящий дом, вот увидите. А ну, валите все гуртом за мной. В нашем лагере вам разрешается почтить своим присутствием только мой очаг. Вы мои гости, и больше ничьи. И вообще вы обязаны немедленно расположиться здесь как у себя дома, устроиться поудобнее и отдыхать! Вы слышали, что я вам сказал? Эй, Джим, Том, Пит, Джейк, быстрей сюда! Отведите упряжку к моему дому, поставьте фургон на дворе, а лошадей под навес да задайте им овса и сена, накормите их досыта! Что? Нет ни овса, ни сена? Так достаньте! Пусть запишут на мой счет! А ну, пошевеливайтесь! А теперь построились в одну колонну, левое плечо вперед и в ногу, шагом марш!
И полковник, посадив Лору к себе на плечи, сам возглавил процессию, а воодушевленные и преисполненные благодарности переселенцы, расправив затекшие ноги и почувствовав свежий прилив сил, бодро зашагали следом за ним.