Позор и чистота

Вообще, видимо, в тот вечер разбушевались городские бесы – в баре «Чумадан» kazarozу помяли два троцкиста, а потом уже на улице у него отобрали мобилу и плащ натуральные гопники, без ярлыка. Погулял в реале!

А душу Андрея терзали подозрения. Что, если… Взять хотя бы вечно улыбающуюся Наташу-директоршу, с которой Эгле живет на одной квартире, это факт известный. Сладкий шелестящий голос, карикатурная женственность… но ведь эдак можно всюду заподозрить порок. Кто их разберет? Раньше дружили два парня или две девчонки и никому в голову ничего, а теперь!

«Но ты сам попался на удочку, – подумал Времин. – Стал отыскивать грязь. Они этого и хотят. Они вставляют мне в глаза свое кривое зеркало тролля, чтоб я видел уродов вместо людей. Я должен служить своей любви и верить только своей любви. Как те принцы, которые моментально влюблялись в портрет красавицы, доставленный чужеземным послом. Что здесь невероятного? Если люди молятся изображению Бога и верят в его чудотворную силу, почему влюбленный не может обожать тот образ, что сияет в его душе? Разве он – не истина? Что тогда истина?»

Поймав себя на этом пилатовском вопросе, Андрей улыбнулся в душе. Он многое проделывал так – в душе, оставаясь внешне бесстрастным. От постоянного тренинга душа его росла и крепла на больших скоростях. Это было опасно. Он уже стал время от времени выпадать из реальности, подолгу погружаясь в сладостный обморок, наслаждаясь ослепительными образами и сказками внутри себя.

Чаще всего Андрей видел картину венчания его и Эгле, но не в церкви, а в осеннем лесу, при сиянии солнца. Он был в малиново-голубом, а Эгле в сине-золотом, формы земных одежд не имеющем, а величальную им пели басы дубов, сопрано берез и тенора осин… и кто сказал, что сумасшедшие несчастливы, тот не был сумасшедшим.

Вернувшись в Москву, Андрей быстренько раскидал дела, добавил на им же созданный сайт «Ужей» новости о питерском концерте и отправился к маме. Сводить Карантину с дядькой-Валеркой он не собирался, но дядьку следовало, по крайней мере, предупредить. А где он теперь и кто ему целует пальцы – могла знать только мама.

Папа умер в 1998 году во сне. Такое впечатление, что мама была к этому готова. Чем туманнее становилась жизнь, тем яснее работала ее здоровая голова. Она купила новые кастрюли, начисто отскребла квартиру и расклеила по району объявления «Домашние обеды с 14 до 18. Запись по телефону…».

Идея сработала именно так, как ей полагалось сработать. На зов домашних обедов, смущенно и придирчиво вглядываясь в хозяйку, явились мужчины сложной судьбы. Иногда за столом их скапливалось до десяти-двенадцати штук, и тогда они быстро съедали весь хлеб и просили еще. Обеды мама давала каждый день разные и вкусные, мужчины были довольны, и проблем с мелкими домашними неурядицами, которые так угнетают безмужних женщин (гвоздя вбить некому!), не возникало. Тем более что мама разрешала желающим выпивать во время обеда рюмку (не более трех) за отдельную плату.

В фавориты выбился самый положительный мужчина – Анатолий Александрович, владелец крошечной мастерской по изготовлению ключей. Как пещерный гном, он день-деньской сидел в подвальчике, окруженный бездушным железом, и ждал 14 часов, чтоб отправиться в потерянный рай домашнего питания. Мастерская, кстати, вполне процветала. Оглушенные реформами граждане сеяли ключи тоннами. Они вообще все теряли в фантастических количествах – паспорта, кошельки, перчатки, – но ключи, конечно, возглавляли турнирную таблицу. И черт с ним, с развалившимся машиностроительным заводом. Какие преграды могут быть на земле у непьющего токаря? Анатолий Александрович владел двухкомнатной квартирой и «жигульком-шестеркой». Алименты на сына были давно выплачены. После размена Андрей в девятнадцать лет оказался в собственной квартире, а потому глубоко уважал Анатолия Александровича, правда, издалека, потому что говорить с ним было невозможно – он страдал конспирологическим бредом самого угрюмого свойства.

Маме это ничуть не мешало, поскольку мама не воспринимала никаких отвлеченных идей вообще. Папа вынул ее из предначертанного круга, заставляя читать и смотреть ненужное, и после его смерти мама с наслаждением опустилась обратно. Страшный груз культуры из спрессованных фамилий, названий и дат ушел куда-то в глубину сознания и оттуда иногда подавал сигналы, когда приходилось разгадывать кроссворды. «Откуда ты все это знаешь?» – дивился, бывало, Анатолий Александрович, когда мама на вопрос «персонаж пьесы Шекспира “Гамлет”, шесть букв, четвертая “Л”», отвечала «Офелия». «Да черт его знает, щелкнуло что-то в голове», – говорила мама, на что Анатолий Александрович торжественно провозглашал: «Да! Возможности разума, возможности разума…»

Она устроилась медсестрой в косметологический центр, где могла пользоваться бесплатными процедурами, что делала крайне редко. Муж надежно заменял ей все лифтинги и пилинги.