Позор семьи

Самым озабоченным в этой истории был Маспи Великий, решивший не расставаться с поясом, в котором носил драгоценности Итальянца. Со всевозрастающей с каждым часом тревогой он задавался вопросом, как сможет отнести свою ношу в полицию, чтобы не скомпрометировать себя, чтобы его не заподозрили в убийстве Ланчиано. Он постоянно думал о том, что если его арестуют по какому-нибудь поводу и обнаружат на нем целое состояние, его будущее окажется весьма и весьма мрачным.

Спасение пришло к Элуа неожиданно в облике Тони Салисето, который после исчезновения его помощников слонялся как неприкаянный. Встретив Маспи, он предложил ему пропустить по стаканчику. Тони нужен был слушатель, которому он мог бы поведать о своих несчастьях. Догадка озарила Элуа, когда Тони заговорил о Боканьяно.

— Славный парень, Луи… преданный… верный… Какая идиотская идея пришла в голову твоему отцу взять с собой ружье! Он убил моего единственного помощника, которого я очень любил… Заметь, что я не желаю плохого старику, но тем не менее… такой конец не для Луи… Он заслуживал лучшего!

— Гильотины?

— Не шути с мертвыми, Маспи! Это не принесет тебе счастья!

— Он жил вместе с тобой, этот Боканьяно?

— Нет… Он снимал комнату на улице Маринян, дом 254… Но появлялся там не часто… Это было своего рода убежище, где он отдыхал время от времени…

— У него были родственники?

— Нет… Я был его единственным родственником, если так можно сказать…

Квартирная хозяйка Боканьяно встретила весьма прохладно Маспи Великого, который попросил разрешения осмотреть комнату умершего.

— Вы его родственник?

— Его кузен. Я приехал прямо из Аяччо. Он вам заплатил за комнату?

— До следующей недели, но было бы неплохо, если бы вы ее освободили.

Элуа достал несколько тысячных банкнот.

— Это за беспокойство.

Добрая женщина вся расплылась от улыбки, мышцы ее лица пришли в движение, выражая признательность.

— Так приятно встретить понимающих людей…

— Вы позволите мне хотя бы мельком взглянуть, где он жил, мой бедный кузен?

Она хотела его проводить. Он остановил ее мягким движением руки с прискорбным выражением лица.

— Я хочу собраться с мыслями… Мы вместе воспитывались…

Хозяйка вышла, потрясенная:

— Я… я понимаю… Извините меня…

Маспи оставался в комнате Корсиканца всего лишь несколько минут. Когда он спустился вниз, то чувствовал себя немного легче, но перед хозяйкой предстал с серьезным лицом человека, у которого только что была возможность поразмышлять над смертью и суетностью человеческого существования.

Он вздохнул.

— Бедный Луи… Он в глубине души не был таким уж плохим…

Поддавшись его влиянию, она подтвердила:

— Конечно!

— Мадам, вам, наверное, пришлось много видеть, слышать, и вы знаете, что такое жизнь…

Она вздохнула полной грудью, которая, впрочем, явно никогда у нее не была полной, и испустила вздох, выражающий усталость человека, для кого превратности судьбы не были секретом.

— Это правда… да, я намыкалась!

— Вы не узнаете ничего нового, если я вам скажу, что у моего кузена были довольно оригинальные взгляды на то, что вы и я называем порядочностью.

Она стыдливо опустила глаза:

— Вообще-то я хотела сказать… но потом, его смерть. Разве это была смерть честного человека, а?

— Увы!.. Только я, я ведь чиновник, состою на государственной службе… И будет не совсем удобно, если кто-нибудь заподозрит, что я — кузен Боканьяно… Поэтому в случае, если полиция придет сюда… то сделайте милость, не рассказывайте о моем визите. Договорились?

Несколько новых банкнот окончательно развеяли возможные сомнения хозяйки, которая поклялась всеми святыми, всеми небожителями, что она скорее предпочтет быть изрубленной на кусочки, чем доставит хотя бы малейшее беспокойство такому воспитанному и благородному человеку.

Вернувшись на улицу Лонг-де-Капюсин, очень довольный тем, что избавился от беспокойного груза, Элуа увидел Пимпренетту, которую Селестина утешала, как могла. И прежде чем ее муж успел войти в квартиру, Селестина крикнула ему:

— Дьедонне пропал!

С видом человека, которого никакая новость не может застать врасплох, Маспи потребовал деталей и приложил усилия, чтобы успокоить девушку. Он заверил ее, что ее отец уже в таком возрасте, когда люди знают, что они делают. Немного позже явился Бруно и постарался отвлечь Пимпренетту от мрачных мыслей, сжимая ее в своих объятиях. Подали аперитив, и, воспользовавшись паузой в разговоре, Элуа небрежно бросил:

— Ну, и как все эти истории с убийствами? Что-нибудь у вас там в полиции прояснилось с ними?

Несчастный Бруно был вынужден признать, что топчется на месте, как и его коллега Ратьер, и это не поднимает настроение у дивизионного комиссара. Не глядя на сына, Маспи заметил:

— Я, конечно, не полицейский, но все же…

— Все же… что?

— У меня сложилось впечатление… Как бы это сказать?.. Что вы ищете не в том направлении.

— Ты говоришь так, потому что хочешь мне что-то предложить, да?

— Я? Откуда я могу что-нибудь знать об этом грозном деле? Но это не мешает мне размышлять… и на вашем бы месте… но в конце концов вы специалисты.

— Нет, нет, скажи, что ты думаешь?