— В общем так, Мухоморов, ты мне надоел! И я отчисляю тебя. И да! Всего за два месяца до выпуска.
Пока шли за вещами, я слушал возмущенное бормотание соседки в своей голове, в котором правда время от времени проскакивали извиняющиеся нотки, наконец не выдержал и отрезал:
—
—
—
—
Ну вот как она так? Вроде извиняется… Понимает, что накосячила, а всё равно. Тут же делит ответственность на двоих. А дриада ещё и добавила:
—
—
Да! Всего-навсего двое суток прошло с того разговора, когда эта нахалка мне обещала не дурить. После ночи, когда она убила графа.
—
Надо сказать, что я даже на несколько секунд опешил от такой наглости. А Ива продолжила наступление:
—
—
—
—
Ива замялась, пытаясь что-то придумать в свое оправдание, а я просто мысленно махнул рукой. В самом деле! Она неисправима. А мне выяснять отношения уже надоело. Так что я вспомнил кое-что, случившееся всего несколько минут назад, и произнес:
—
—
В ее голосе сквозило неприкрытое облегчение. Ну да, я же прекратил ругаться на её очередной косяк, вот девчонка и радуется.
—
—
Я попробовал пожелать стать сильнее, после чего приподнял кровать в моей, точнее уже бывшей моей комнате в казарме. Я зашел сюда только собрать вещи и как раз засовывал книги в сумку, размышляя брать все или наименее нужные просто бросить. Ну не будет у меня ни времени, ни желания учить латынь и греческий. Да и риторику с философией.
Но нет, сил у меня не прибавилось. А вот стоило пожелать видеть и слышать лучше, как острота зрения скачком улучшилась, а звуки, доносившиеся с улицы, стали многочисленнее и богаче. Ещё я прямо почувствовал, как пахнуло грязными носками, хотя я их только вчера менял.
Правда, тут же выяснилась и одно ограничение. Выходить из состояния сверхчувствительности я не стал, но оно само рывком пропало минут через десять.
—