Алексея она ждала у подъезда, где в квартире на первом этаже был его офис, часа два. Она уже начала терять надежду, но он подъехал. Почти без разговоров, не глядя на нее, он взял ее листочки, сунул ей бумажку в пятьдесят тысяч и тут же уехал. Люда рассчитывала хотя бы на триста тысяч, от девочек, подрабатывающих на шабашках, она слышала, что консоли, в зависимости от сложности расчетной схемы, нынче тянут и на шестьсот. Поэтому на остановку своего автобуса она пошла медленно, в полном разочаровании и опустошении.
Автобус, конечно, ушел перед самым носом. И Люда с опустившимся сердцем поняла, что сейчас у автобусников начнется перерыв, а потом вообще смена закончится. Почему она пошла учиться не на автобусника? Сейчас бы ее точно не сократили… Говорят, они по полтора миллиона получают… Обедают, когда хотят… Вон сколько народу стоит, всем автобус нужен.
Так она и стояла с народом часа полтора, а потом в ней вспыхнуло какое-то внутреннее беспокойство, и она села в попутный автобус, идущий до пятачка, где можно было пересесть и на трамвай, и на автобус, шедшие в ее сторону. Все-таки две возможности добраться до дому гораздо лучше, чем только одна, да и у трамвайщиков было намного меньше перерывов.
Выйдя на пятачке, Люда, оглядываясь, медленно пошла к трамвайной остановке, ведь и ее автобус мог подойти в любой момент. Народ на пятачке стоял, значит, время еще не такое позднее, и транспорт еще ходит. Люда с облегчением увидела, что мужиков на пятачке практически нет, одни женщины, и с ними было намного спокойнее. Женщины, наверно, возвращались из кино или театра, одеты они были не буднично. Хорошо, все-таки, стал народ одеваться! Все стояли немного поодаль остановки прямо на проезжей части, чтобы, видно, вовремя заметить и автобус, и трамвай. Люда встала вместе с ними, с любопытством рассматривая, в чем же нынче ходит народ на праздники. Юбки были, пожалуй, для нее немного коротковаты. Жаль, что эта мода пришла так поздно, в студенческие годы она бы тоже с удовольствием надела такую блестящую юбку с черной бахромой по неровно обрубленному краю. Короткие бархатные жакетики, топики, косметика… Как, оказывается, не хватало всего этого Люде в ее нынешней жизни! Вдруг она поняла, что девушки тоже пристально рассматривают и ее. Но в люрексовом костюме и лакированных туфлях она нисколько не тушевалась. Вскоре Люда поняла, что они старались твердо держать дистанцию. Люда, по причине позднего времени, жалась к ним, по старой советской привычке сбиваясь в подобие стада, но девушки тут же делали шаг от нее. Наверно, она для них выглядела слишком шикарно. Ну, и ладно, черт с ними!
Время от времени к пятачку подъезжали попутные машины. Девушки, после коротких переговоров, садились в них и ехали домой. Нет, она этого себе позволить не может, она не будет менять бумажку в пятьдесят тысяч! Но все равно с этой бумажкой у Люды немного улучшилось настроение. Вечер был теплый, костюм прекрасный, и на Люду все смотрели с легкой завистью, а в карманчике сумочки, набитой строительными нормами и правилами, лежали пятьдесят тысяч…
Машина остановилась прямо возле нее. Какая красивая большая машина! Возле девушек таких за все время не тормознуло ни разу! Медленно опустилось темное стекло, и водитель строго спросил ее: "Сколько?" Но Люда небрежно махнула ему рукой, чтобы он проезжал дальше, и, отвернувшись от него, сказала: "Нисколько! Я с вами не поеду!" Смешно было тратить последние деньги на этот роскошное авто. Но ночной бомбила не рванул с места, ничего не сказал другим девушкам, а вдруг ни с того, ни с сего заорал на всю улицу: "Петрович! Петрович! Ты чо тут блядей расставил с выбором, что ли?"
Из ближних кустов к пятачку уже бежал невысокий плотный мужчина в добротном костюме, вытирая на ходу вспотевшую лысину. У Людки подогнулись колени, и до нее, наконец, стало доходить, где она встала. Она машинально достала очки. Действительность приобрела четкие контуры. Блядский разъезд уже наложил на всех ее товарок несмываемую, неприметную близорукому взгляду печать. На лицах молоденьких девушек явственно читались родная деревня, городское ПТУ и их теперешняя ночная жизнь. Немного лучше выглядели женщины постарше, они были почти ее ровесницами, и только одна полная женщина в ярко-желтом костюме с искрой и черной отделкой по канту была явно значительно старше Люды.
Подбежавший Петрович крепко ухватил Люду за локоть и, подталкивая к машине, сказал: "Ты чо, милая, непонятки тут устраиваешь? Тебя постоять пустили, по-человечески к тебе подошли, вошли в твое положение, никто тебя отсюдова не выгнал, а ты вдруг ломаться начала? Извините, Владимир Сергеевич! Сейчас все будет путем! В норме все будет!"
— Да вы что, в самом деле? Я трамвая жду! — пытаясь вырваться от Петровича, крикнула Люда.
— Все тут трамвая ждут! — строго оборвал ее водитель, открывая дверцу машины.
— Я устала, я с работы еду, — в отчаянии проговорила Люда.