Позови меня трижды…

Конечно, хохлы давно задирались, они с весны в дупель обнаглели. Им стало мало азеров, они еще и на его узбеков хавку разинули. Сколько раз он их предупреждал по-хорошему, что узбеки — под его рукой. А тут ребят из Красноярского края весной дембельнули, так они решили, что сейчас им от Тереха отломится.

Конечно, узбеки — лакомый кусок. Народ исключительно полезный, не чета этим хохлам. Работают много, жрут мало, а из дома им все время урюк и кишмиш посылают. А хохлам — только прогорклое сало и сухофрукты. Над ними даже молдаване животы надрывают.

Вообще-то хохлы никогда особым умом не блистали. Братья-славяне, ети ихнюю мать! Уж на что белорусы забитая нация, но хоть место свое знают. А эти — рожи красные, чуть зенки зальют, так начинают права качать. Худшая нация во всем Союзе! Хуже таджиков, блин! Вот армяне, к примеру. Ссориться с ними нельзя, обязательно ночью прутьями забьют. Но зато днем всегда договориться можно, причем, по-русски. Не говоря уже о грузинах. Грузины — больше братья, чем эти суки! Кому скажи, ведь не поверит! Потому как два года с ними в одной казарме не отирался! Квакают непонятно как, нормальный язык, блин, только уродуют, и чо-то свое, хохлятское, которое хорошо рифмуется со словом на букву «б», при этом замышляют. Сортир после этих сук не отмоешь. Нарочно обосрали, зная, что ему говенных шаров за ихние рожи накатают.

Потом, среди хохлятского говна, Тереху стало так муторно, так плохо, что он сел на крайний вымытый стульчак и завыл по-волчьи, обхватив голову руками. Там его и нашли верные узбеки. Они все утро за него переживали. Хохлы к ним не прикалывались, потому что четверо у них вообще в больничке киповались. Просто, узбеки переживали по-человечески. Армяне знаками объяснили им, что Терех, перед тем как хохлов того самого, письмо какое-то из дома получил. Это, уж понятно, какое письмо, многие из них разные письма получали, кроме узбеков, конечно. Даже эстонцы получали. Неразумно все-таки у Тереха дома жизнь налажена. Чего, казалось бы, проще — заплати за девку заранее, и успокойся! За нею теперь отец с братьями так следить будут, что потом сам не отвертишься! А сортир отмыть — раз плюнуть, главное ведь, чтобы душа за дом не болела!

О РАЗВЕДЕНИИ СЛОНОВ В БЕЛОРУССИИ

Причем, ведь Терех сам настоятельно требовал сообщать ему все подробности довольно скучной Катькиной жизни. И, что характерно, самое главное, что произошло с ней за время его пребывания в армии, она ему так и не написала, по-своему жалея его, считая, что это ему совсем не надо знать. Он уже год был в армии, когда у Кати умер отец, папа Вася. Просто пришел с работы после вечернего заседания партактива, где его много ругали за что-то и грозили отнять партбилет, лег и заснул навсегда. Катя и Валентина Петровна остались одни.

Вот тут-то Валентина Петровна и стала просто Валей. С похоронной суетой, с установкой памятника она поначалу этого не заметила. Начальники цехов, товарищи ее мужа по работе, в этот период озабоченно предлагали помощь, но не ручкались, а с силой хлопали по плечу. Валентине Петровне казалось, что с уходом Васи они все вдруг вспомнили их молодые годы, совместные комсомольские и партийные посиделки, поэтому, из сочувствия к ее горю, они временно сменили подчеркнуто уважительный, даже заискивающий тон и официальное обращение, к которым она привыкла за последние годы, на товарищескую вольность. Она отнеслась к этому с благодарностью, полагая, что в сутолоке рабочих будней все со временем придет в норму. Но прошло несколько дней, и все руководство завода, выше сменного мастера так и встречали ее словами: "Здравствуй, Валя! Привет, Валя!", а еще через пару недель — просто кивками головы. Была она Валентиной Петровной уже чуть не двадцать лет, а тут вдруг стала Валей даже для молоденьких девиц из бухгалтерии. А потом Валентине Петровне напомнили, что с образованием у нее неувязка получается, и перевели из технического отдела, куда ее еще Вася устроил, в диспетчерскую. А там уже никто и не вспоминал, что была она когда-то Валентиной Петровной и работала в техническом отделе.

И если на поминки в заводскую столовую пол завода пришло и все руководство, то на девятый день только пять кадровых рабочих и зашли-то к ним на квартиру помянуть Васю. А на заводе в тот день уж и не вспомнил о Васе никто, хотя столько он там отпахал. Даже премию квартальную не начислили, а зря ведь наехали на него тогда, дал Васин цех план и обязательства дал. А все начальники премию за Васину работу получили, а то, что у нее почти все сбережения на поминки ушли, где все они нажрались до сопель, так это они и не вспомнили. И на девятый день Валентине Петровне так тяжело на сердце было, весь день она ждала, что хоть кто-то скажет теплое слово о Васе, да напрасно, все без толку. Был человек, и нет человека.