Позволь ей уйти (СИ)

— О, непременно — во Францию, в Париж! Знаю, звучит банально, но… я хотела бы завтракать по утрам в кафешке с видом на Эйфелеву башню. Что они там едят по утрам? Круассаны, джем, кофе?.. И на мне был бы такой симпатичный красный берет и короткое платье. А за соседним столом сидел бы какой-нибудь сексуальный парижанин, пялился на мои ноги, строил глазки и пытался завязать разговор, а я бы отвечала ему только “о-ля-ля!”, потому что больше ни черта не знаю по-французски…

Павел нашёл её руку и легонько сжал.

— А ещё… ещё, конечно же, я отправилась бы в Диснейленд. Обожаю диснеевские мультики! — вздохнула Мила, благодарно принимая его пожатие.

Как бы он хотел пообещать ей сейчас, что отвезёт её и в Париж, и в Диснейленд… Но Павел понимал, что это было бы слишком жестоко.

Никто из них даже не заикнулся вслух о том, что Мила видит свой родной город в последний раз. Но это подразумевалось во всём: в их взглядах, исподтишка бросаемых друг на друга, в Милкином минорно-ностальгическом настроении, в том, что Павел нарочно попросил таксиста ехать в аэропорт помедленнее, чтобы лучше рассмотреть и запомнить напоследок знакомые места, увезти их мысленно с собой — туда, откуда не возвращаются…

В такси Мила прильнула к стеклу и молчала всю дорогу, провожая глазами родные улицы, почти про каждую из которых они с Пашкой могли спросить друг друга: “А помнишь?..”

В самолёте ей стало хуже, хотя она и стремилась это скрыть. Павел ввёл её в салон, поддерживая под руку, и в тысячный раз задал обеспокоенный вопрос: может, не нужно лететь прямо сейчас, а стоит задержаться и подождать, пока ей хотя бы чуть-чуть не полегчает?

— Лучше уже не будет, Паш, — отозвалась она. — Разве ты до сих пор этого не понял?..

Он не выпускал её ладонь весь полёт. Мила отказалась от питания, чая и прохладительных напитков. Откинув голову на спинку кресла, она закрыла глаза и как будто дремала, хотя Павел чувствовал, что она не спит. В какой-то миг ему показалось, что она что-то ему сказала. Он наклонился к её лицу, переспросил… но понял, что Мила обращается вовсе не к нему. Она просто вполголоса читала стихи. То ли для того, чтобы успокоиться, то ли чтобы отвлечься… А может, сочиняла прямо на ходу. Он не посмел больше перебивать её вопросами.

— Упадём на дно тёплого океана, — еле слышно бормотала Милка. — Будем, словно больные коты, друг другу зализывать раны… Болючие, полные грязи, сырой земли. Что же мы натворили, как мы могли…

=119

В Москве Милу встречали родители и муж.

Из самолёта она вышла совсем зелёная, шатаясь от слабости, и сейчас супруг просто молча подхватил её на руки и зашагал к выходу из аэропорта.

— Паша, спасибо тебе за то, что присмотрел за ней в Таганроге и в пути, — торопливо сказала тётя Ника, неловко приобняла Павла на прощание, забрала у него Милкин чемодан и заспешила вслед за зятем и дочерью. Её муж быстро двинулся за ней.

Павел некоторое время растерянно стоял посреди зоны прилёта, словно забыл, что делать и куда идти, и тут вдруг услышал неожиданно громкий голос Милы.

— Паша!

Он догнал Мишку — тот ещё не успел уйти слишком далеко. Дотронулся до Милиного плеча, ободряюще кивнул:

— Я здесь. Что случилось?

— Хочу тебе кое в чём признаться, — произнесла она, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. Павел уловил краем глаза побледневшее, растерянное лицо её мужа и взмолился про себя: “Господи! Только не надо никаких признаний в любви и прощальных откровений на глазах у Мишки”. Это было бы слишком больно, парень не заслуживал подобного отношения. “Нельзя, Мила, нельзя!” — послал он ей мысленный сигнал, а вслух спросил как можно более спокойным и нейтральным тоном:

— В чём же?

— Я… я была почти на всех твоих спектаклях, — просто сказала она.

Павлу показалось, что пол уходит у него из-под ног.

— Что?! — переспросил он, не веря.

— Обычно я всегда сидела в тринадцатом ряду. Слева.

Он шокированно покачал головой.

— Но почему же… почему ты мне об этом никогда не говорила? Почему ни разу не показалась мне на глаза после выступления?!

— Просто не хотела, чтобы ты слишком зазнавался, — её губы тронула знакомая насмешливая улыбка. — Старательно поддерживала миф, что ненавижу балет.

— А на самом деле… — трудом выговорил он.

— А на самом деле… Сволочь, ты был просто великолепен!

С этими словами она опустила голову мужу на плечо и закрыла глаза, великодушно бросив:

— Всё, проваливай. Увидимся.

— Я тебе позвоню, — растерянно сказал Павел ей вслед.

Когда он добрался до дома и открыл дверь своим ключом, Даша выскочила в прихожую и радостно кинулась ему на шею. Он машинально обнял её в ответ, прижал к себе, зарылся лицом в волосы на её макушке… и чуть не взвыл в голос от чувства гнетущей тоски и полного бессилия.

Даша тараторила без умолку, пытаясь что-то ему рассказать. Что-то про нападение, про какого-то своего бывшего однокурсника… Павел вдруг понял, что совершенно не понимает смысла произносимых ею слов, хотя прекрасно слышит их.

— Даш, давай потом, — попросил он негромко. — Я сейчас… не слишком хорошо себя чувствую.

— Ты заболел? — спросила она с тревогой.