Позволь ей уйти (СИ)

— Давайте зайдём куда-нибудь и поговорим начистоту. Хотя бы вон туда, — он кивнул в сторону расположенного напротив здания театра ресторана “Русский балет”. Того самого, в котором был организован банкет после премьеры. Того самого, где он встретил Дашу…

— Туда-а?… — с сомнением протянула тётушка. — Ты знаешь, я как-то не готовилась к походу в ресторан. И, кажется, кошелёк с собой не захватила… — поспешно добавила она.

Он с досадой поморщился.

— Я вас приглашаю, не думайте об этом. Просто неохота торчать тут у всех на виду и привлекать внимание.

— Хорошо, Пашенька, — покладисто и (показалось?) чуточку фальшиво согласилась она. — Как скажешь.

=72

Москва, 2008–2013 гг.

Никто и оглянуться не успел, как промчались первые несколько лет в академии. И в то же время, как много воспоминаний они оставили! Какие это были насыщенные, потрясающие, наполненные интереснейшими событиями прекрасные годы!

Поначалу ребята в интернате ощутимо страдали от закрытости их учебного заведения. Они словно обитали в изоляции от внешнего мира; образ жизни юных танцовщиков был совершенно непохож на тот, который вело большинство их сверстников. Привычная вольница, родители, друзья, бывшие одноклассники остались лишь воспоминаниями: теперь их реальностью были только интернат и академия. Случалось, девчонки плакали ночами у себя в комнатах, скучая по маме и по дому; мальчишки держались, но тоже явно тосковали.

У них не очень часто получалось просто погулять по Москве, поскольку в академии был всего один выходной. Да и самостоятельно шататься по городу ребятам никто не позволял. Их организованно водили на экскурсии — в Третьяковку, на ВДНХ, в театры или на концерты.

Пашка не жаловался — привык, ведь в детдоме им тоже не разрешалось особо своевольничать. Впрочем, запреты на то и существуют, чтобы их нарушать… Иногда он подбивал Артёма и Шейла на подвиги, и вечерами после занятий они тайком сбегали из интерната, чтобы просто пошляться по улицам и почувствовать себя страх какими взрослыми и самостоятельными. Как правило, в этих прогулках их всегда сопровождала Милка, которая пользовалась куда большей свободой в своей приёмной семье.

В интернате Мила появлялась запросто — чуть ли не чаще, чем у себя дома. Традиционно влезала в окно мальчишеской спальни под одобрительные и приветственные возгласы тамошних обитателей, которые очень быстро к ней привыкли и стали воспринимать практически своей, даром что не “балетной”.

С Шейлом отношения постепенно наладились. В первое время Пашка ещё смотрел на канадца волком, ревнуя — ему казалось, что Шейл пытается “отбить” у него Милку, став для неё более близким другом, чем был он сам. Иногда он даже покрывался мурашками от ужаса, представив, что сделается для подруги менее дорогим, менее значимым и не таким незаменимым, как раньше. Однако Шейл скоро просёк, в чём причина витающего между ними напряжения, и в конце концов припёр Пашку к стенке.

— Я понимаю! — горячо втолковывал он ему, волнуясь и мешая русский с английским. — Она твоя girlfriend, я не хочу проблемы, ты мой друг, да? Я не буду вмешаться, ты и Мила — я уйду, хорошо?

— Не надо никуда уходить, — проворчал Пашка, чувствуя себя дурак дураком. — Милка — не моя гёрлфренд. Мы с ней просто друзья. Как и с тобой. И с Тёмкой. Просто она — девчонка, в этом вся разница.

Едва ли Шейл тогда ему поверил, но вертеться вокруг Милы всё равно перестал. Впрочем, в “просто дружбу” между этой сладкой парочкой в интернате поначалу тоже мало кто верил. Чего стоила одна лишь славная Милкина привычка — заваливаться к Пашке на кровать и лежать там с ним в обнимку! Это называется “друзья”? Пацаны прикалывались над ними, дразнили, спрашивая, когда свадьба, но Милка быстро поставила их на место в свойственной ей насмешливо-язвительной манере. Куда им было понять, что эти объятия — действительно вполне дружеские и невинные, так Пашка и Мила обычно просто подзаряжались и обменивались энергией, словно ещё глубже прорастая друг в друга.

Они знали друг о друге такие вещи, которые не знал больше никто в целом мире. Пашка был в курсе, когда у Милки началась первая менструация — она поделилась именно с ним, а не со своей приёмной матерью, с которой отношения по-прежнему были не слишком-то доверительными. Он даже покупал ей прокладки, потому что она поначалу робела, непривычная и смущённая изменениями собственного организма.

Он же честно рассказывал ей о своих первых любовных переживаниях — так, в седьмом классе он втюрился в Нину Володарскую. Милка подшучивала над его выбором — Володарскую она называла не иначе как “белобрысой дылдой”, однако помогала Пашке по мере сил и возможностей охмурять девочку, ухаживать и даже вызывать ревность.

— Заставишь её ревновать — она сразу взбесится и сама к тебе прибежит! — убеждала Милка. — Все девчонки такие собственницы…