Позволь ей уйти

— Ну да. Конечно, если это слишком быстро, если ты не готова вот так сразу, то… можешь приезжать хотя бы на несколько дней в неделю. Просто я хотел бы, чтобы мы жили вместе, — закончил он.

Даша догадывалась, что это предложение символизирует не столько переход их отношений на новый уровень (хотя и это, конечно, тоже), сколько банальную потребность Павла в человеческом тепле. Он никогда не жил один и отчаянно нуждался хоть в ком-то рядом.

— Можно я подумаю? — серёзно спросила она. — Ты прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь, но… это всё-таки очень важное решение.

— Понимаю, — кивнул он. — Я не тороплю. Просто знай, что я этого хочу. Очень. И я, естественно, поговорю с твоими родителями… наверное, мне следует с ними наконец-то познакомиться? Если ты не возражаешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Спасибо, Паш… — одна предательская слеза всё же капнула из глаза, упав на руку Павлу. Он заметил, поднёс ладонь к лицу, задумчиво слизнул каплю, а затем искренне удивился:

— Ну надо же… солёная. Даш, ты плачешь настоящими человеческими слезами?!

— Да ну тебя, — она не выдержала и засмеялась. — Что ты из меня робота какого-то делаешь!

— Ты не робот. Ты очень сильная и храбрая девочка. Я так хотел бы тебя сейчас крепко-крепко обнять… жаль, что нельзя.

Сердце у неё буквально разрывалось от нежности, признательности и любви, но Даша взяла себя в руки и не стала рыдать. Только не здесь, не в больнице, не в его присутствии…

Вечером в палату дружной, шумной и весёлой толпой ввалились коллеги Калинина по театру, и только после этого Даша решилась наконец поехать домой — теперь Павел не должен был скучать.

— До завтра, — быстро шепнула она ему на ухо, Павел чмокнул её в щёку на прощание. Глаза его оживлённо блестели, он забрасывал коллег и друзей вопросами, улыбался, шутил и вообще выглядел невероятно окрылённым. Видно было, что он уже жутко соскучился по театру и его атмосфере. Милка была права: танцы — его жизнь, даже больше, чем жизнь.

Даша попрощалась с медсестрой на посту, забрала из гардероба свой пуховик и вышла на свежий воздух. Утром немного вьюжило, а днём ударил крепкий морозец — и сейчас, пока Даша шагала по тускловато подсвеченной цепочкой фонарей дорожке, протоптанной между кустами больничного парка, под ногами у неё уютно поскрипывал чистый свежий снег.

Вдруг показалось, что за спиной негромко окликнули её по имени. Удивившись, Даша обернулась.

И в ту же секунду кто-то дёрнул её за руку, бесцеремонно стаскивая с тропинки — вбок, в кусты, в непроглядную темноту.

=96

Сначала она онемела от ужаса, но уже через секунду, опомнившись, пронзительно завизжала. Точнее — попыталась завизжать. При первых же звуках, вырвавшихся из её горла, крепкая сильная ладонь зажала ей рот — так, что Даша чуть не задохнулась. Неизвестный напал на неё со спины, поэтому девушка даже не могла увидеть его лица. Однако она не собиралась так легко сдаваться и смиренной овечкой ждать, пока её волокут куда-то в кусты: изо всех сил, какие только у неё имелись, Даша с яростью впилась зубами в эту ненавистную ладонь, стараясь прокусить её как можно больнее, одновременно отчаянно брыкаясь, лягаясь и извиваясь. Она понятия не имела, что с ней собираются сделать (убить, изнасиловать, ограбить?) и насколько опасным может быть сопротивление, мало ли — а вдруг у напавшего на неё урода есть оружие. Но инстинкт самосохранения подсказывал Даше только одно: ни в коем случае не проигрывать, не уступать с самого начала — это был единственный шанс спастись. Сбить злоумышленника с толку, спугнуть его, любым путём помешать осуществить задуманное… Потом могло быть уже поздно.

Неизвестный глухо застонал и со свистом выругался сквозь зубы:

— С-с-сучка…

Однако руку от её рта не убрал, и Даша ощутила во рту солоноватый вкус крови. Чужой крови… Её передёрнуло, к горлу подкатил комок тошноты, и она забилась в этой железной хватке с удвоенным упорством и отчаянием.

— Да тише ты, дура! — со злостью выдохнул незнакомец прямо ей в ухо. — Я тебе ничего плохого не сделаю, клянусь… Я хочу просто с тобой поговорить.

Даша притихла для вида, на самом деле ни на секундочку ему не поверив, но, стоило ему ослабить хватку, тут же извернулась и бешено пнула обидчика коленом куда-то в область паха.

— У-у-уй!.. — взвыл тот, сгибаясь пополам. — Да что ж ты трудная-то такая, а?! Идиотка…

Даша уже примеривалась, куда бы половчее засадить ему ещё один удар напоследок, а потом бежать отсюда со всех ног, до больницы рукой подать — там её спасение, но… в этот момент тот, кто напал на неё, поднял голову, и в тусклом свете фонарей стало возможным различить знакомое, хоть и порядком перекошенное от боли, лицо.

— Вы?.. — пролепетала Даша потрясённо.

На неё смотрел премьер Театра балета Марсель Таиров собственной персоной.

=97