Позволь ей уйти

В мамину квартиру Павел пустил пока пожить Любу Вишнякову, бывшую однокурсницу — ту самую, что стала когда-то его первой женщиной. Разумеется, без всякой арендной платы, достаточно было того, что Вишнякова оплачивает коммунальные услуги и вообще поддерживает в квартире порядок и чистоту. Присматривала она также — по просьбе Павла — и за квартирой покойной Хрусталёвой, которая была и её педагогом тоже. Там Павел так и не решился ничего менять или переделывать; тем более немыслимым казалось сдать эту святая святых каким-нибудь квартирантам — поэтому он оставил всё так, как оно было при жизни Ксении Андреевны. Словно в музее: те же картины, портреты, старые афиши и фотографии…

Павел помнил свой короткий, но убедительный разговор с Любиной матерью в день выпускного спектакля. Неизвестно, повлияло ли это на её дальнейшие отношения с дочерью, но факт оставался фактом — Люба вырвалась-таки из-под материнского крыла и жёсткого контроля, зажив в конце концов самостоятельной жизнью. К сожалению, она не стала великой танцовщицей, не смогла восстановиться после травмы (еле заметная хромота так и осталась — некритично для жизни, в том числе и личной, но невозможно для сцены). Зато Люба открыла собственную школу современного балета, снимая зал в том самом Дворце культуры, который из “ДК котлостроителей” был несколько лет назад переименован в “Фестивальный”, но в целом остался тем же, что и прежде — ни внутри, ни снаружи практически ничего не изменилось.

Поначалу ощущение было очень странным: приехав в свой город, останавливаться в гостинице подобно чужаку. Да ещё и смутная тревога, завладевшая им в Москве, не отпускала…

Когда они с Дашей выходили из подъезда к ожидающему их такси (она ездила провожать его в аэропорт), Павлу вдруг показалось, что вдали мелькнула знакомая фигура в чёрной куртке с капюшоном, надвинутым на глаза. Впрочем, тут же и исчезла. Почудилось?.. Глупо было напрягаться из-за каждого похожего прохожего, убеждал себя Павел, но…

— Может, всё-таки полетишь вместе со мной? — спросил он Дашу, с беспокойством вглядываясь в ту сторону, где ему померещился зловещий силуэт, но такси уже выруливало со двора на улицу. — Думаю, на мой рейс ещё остались места, можем купить билет онлайн прямо сейчас.

— Спасибо, Паш, но нет. Что мне там делать? — она улыбнулась. — Честное слово, никогда не понимала, зачем на встречи выпускников и корпоративы приходят со своими вторыми половинами или детьми… это ваш праздник, ваш круг, я там буду совершенно чужая и ненужная, не хочу мешать вам веселиться.

— Ну как это — ненужная, — он притянул её к себе. — Мне ты нужна. Очень-очень нужна…

Даша потёрлась щекой о его плечо, благодарно чмокнула в щёку.

— Это ведь ненадолго! Завтра ночью ты уже вернёшься, какие проблемы?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Будь осторожнее, ладно? — поколебавшись, всё-таки сказал он. — Хотя бы ради меня. Не ходи одна поздно вечером, береги себя, не открывай дверь незнакомцам…

— И не бери конфетки у чужих дяденек! — посмеиваясь, подхватила Даша, но, заметив его не на шутку встревоженный взгляд, всё же посерьёзнела.

— Я буду осторожна, Паша. Обещаю.

=101

Бросив рюкзак в гостинице, Павел решил немного прогуляться, пока ещё оставалось достаточно времени до празднования.

Он и не заметил, как ноги сами привели его к Центральному рынку. Просто шёл и шёл куда глаза глядят… А глядели они, оказывается, именно сюда. И Павел даже не сразу им поверил, когда увидел возле молочного павильона знакомую с детства торговку марлей Наташу, которая некогда так яростно и экспрессивно желала “всраться” всем пенсионерам. Словно и не было всех этих лет, словно ему сейчас снова — десять, и он только что удрал из детского дома во внеурочный час, чтобы прошвырнуться по рынку и стырить что-нибудь вкусненькое.

Павел остановился чуть поодаль, напряжённо замер… Наташа заметила его пристальное внимание и резко обернулась.

— Ну? — спросила она не слишком-то вежливо. — Чего уставился, парень? Что надо?

Павел сглотнул.

— Тётя Наташа, а вы… вы меня не помните? — спросил он, хотя понимал, что едва ли — сколько той шпаны ошивается каждый день на рынке, поди упомни всех!.. Однако случилось чудо: торговка часто заморгала, потом сощурилась, вглядываясь в его лицо, и вдруг всплеснула руками.

— Та не может бы-ы-ыть!.. — нараспев вскричала она. — Ты ж тот самый малой, что постоянно тут вертелся-крутился под ногами, лет этак…

— Десять, — подсказал он, улыбнувшись. — Десять лет назад.

— И ведь не изменился почти, засранец! — вздохнула она. — Ты откуда взялся-то? Где живёшь теперь?

— В Москве, тёть Наташ.

Она крепко, точно родного сына, обняла его, действительно радуясь этой незначительной встрече, а его с головы до ног словно прошило теплом.

На рынке по-прежнему можно было найти что угодно. Здесь было абсолютно всё, даже птичье молоко, пожалуй. Но бубликов — таких же ароматных, как в детстве, с мягкой сердцевиной и хрусткой корочкой, густо присыпанной маком, — не было.