— Ты говорил, то письмо было анонимным. Ты только предположил, что оно от него. А я выяснил, что мою мать поддерживал Вулзли и любил ее все те годы, что она прожила в Лондоне. Скорее именно он заплатил за мое обучение, сделав матери последний подарок. — Девин пожалел, что не спросил Вулзли об этом, когда имел такую возможность. — Мы ни черта не знаем про моего настоящего отца, и пора уже все узнать. Мне нужно имя, дядя. Кто был поверенным моей матери? Попечителем в первый год ее жизни в Лондоне? Имя горничной? Дай мне хоть какую-нибудь зацепку!
— Между нами было десять лет разницы, Девин. Я никогда не занимался ее выходом в свет, все это устраивала наша мать перед своей смертью.
— И ты не знаешь ни единого имени?
— Прости, нет. Но у меня сохранились все ее личные вещи. Они сложены на чердаке в Ланкашире, даже ее последнее письмо. Ты же сохранил ту статуэтку, что она тебе прислала? В записке было кое-что, о чем я не считал нужным рассказать тебе в то время. Кое-что об этой статуэтке.
— Что?
Дональд потер лоб и вздохнул:
— Проклятая память. Не могу вспомнить точные слова, но хорошо помню, как я подумал: «Почему ее так волновала чертова статуэтка, если она умирала?»
— Почему ты сказал «волновала»?
— Это все то письмо, написанное ею на смертном одре. Там говорилось про ту фарфоровую лошадку. Она у тебя?
Девин уставился в пол, вспоминая ночь, когда закопал статуэтку у могилы матери.
— Да, в Ланкашире. И если я отправлюсь прямо сейчас, то, может быть, доберусь туда еще до полуночи.
Дональд недовольно фыркнул:
— Ты же знаешь, что это невозможно. Я поеду с тобой, чтобы заставить тебя по дороге немного поспать.
Девин усмехнулся:
— Я пошутил, но все равно я поскачу очень быстро. И расскажу тебе, что выяснил, сразу же, как только вернусь.
Он тотчас же отправился в путь. Дорога была долгой, но никогда еще он не преодолевал это расстояние так быстро. И Аманда никак не покидала его мысли. Девин в жизни не представлял, что можно так сильно желать женщину и хотеть провести с ней всю оставшуюся жизнь до последнего дня. Но это невозможно. Он вспомнил слова матери, обращенные к нему много лет назад: «Ты не знаешь, что значит так сильно любить. Надеюсь, что никогда и не узнаешь». Но он сделал именно то, от чего мать его предостерегала, — полюбил женщину, которую не может получить, и сердце его разбито.
Он не мчался в Ланкашир — он убегал от своих мыслей, и усталость ему в этом помогала. Сон все равно не шел. Он пытался уснуть две ночи подряд, но в общей сложности ему удалось поспать не больше десяти часов. А оказавшись совсем близко к ферме, Девин решил не останавливаться на третью ночь и действительно добрался до нее около полуночи. Какая ирония! Ведь и статуэтку он закопал примерно в это же время.
Он все еще не знал, о чем она должна ему поведать, но все равно вырыл ее из земли и отнес в свою старую комнату. Поставил на каминную полку, развел огонь. Вряд ли он еще когда-нибудь вернется в этот дом, но слуги продолжают поддерживать все в полной готовности — дрова у камина, свежие полотенца возле умывальника, чистые простыни, удобная постель, которую он сегодня особенно оценит. Но сначала другое.
Девин зажег несколько ламп и взял одну из них с собой на чердак. Все вещи Элейн хранились в одном углу огромного помещения — пять сундуков с одеждой, две небольшие шкатулки. Девин не собирался сегодня ночью перерывать все вещи, но открыл обе шкатулки. В одной лежали драгоценности, в другой — вся корреспонденция Элейн, довольно много писем и записок. Вот это и поможет ему уснуть, так что Девин забрал шкатулку в свою комнату, вывалил содержимое на кровать, лег и начал читать.
В основном письма были от ее старых школьных подруг в Ланкашире, два от Дональда, написанные во времена их отчужденности. Эти Девин решил не читать, Дональд уже рассказывал ему, что отнюдь не гордится тем, что наговорил тогда сестре. Множество записок от Лоренса Вулзли, в основном глупые любовные. Он не врал, он в самом деле любил мать Девина. И ничего от мужчины, чье имя ему неизвестно.
И наконец Девин нашел записку, написанную самой Элейн. Дональд добавил ее в общую стопку.
«Отдай статуэтку Девину. Очень важно, чтобы он ее не потерял. Пока он слишком мал, чтобы понять, но когда подрастет, он во всем разберется и поймет, как сильно я его любила. Когда он станет взрослым мужчиной, напомни ему про лошадку».
И все? Как, дьявол вас всех побери, эти таинственные слова приведут его к отцу? Девин сурово уставился на статуэтку, испачканную в земле. Может, имя выгравировано на фарфоре или написано на нем, просто слишком мелкими буквами, и ребенком он бы его не заметил? Да он вообще рассматривал эту статуэтку прежде, чем закопать, или нет? Девин не помнил, но очень в этом сомневался.