Позволь мне разгадать тебя

— Бабушка звонила, спрашивала, когда мы приедем, — вспоминаю и развиваю эту тему дальше, — а давай вообще уедем отсюда, мам? Мире в сентябре в школу, меня тут ничего не держит, а отец пусть яшкается с кем хочет, ты себе получше найдешь!

На последних словах мама неожиданно рассмеялась.

Смех и слезы сейчас выходили из неё, из её болезненного сердца, которому было плохо из-за поступков папы, а я ждала и наблюдала, как обычный смех перерастает в истерический, а потом медленно идет на спад.

— Ох, Маша, какая же ты у меня…

— Креативная? — приподнимаю одну бровь.

— О да, точное определение, — говорит уже легче, — знаешь, в твоих словах есть зерно истины, надо над этим подумать.

Даа, для всего нужно время. Когда я говорила эту мысль про переезд, думала, что мама над ней посмеется, а оказалось, что прислушалась.

— Я пойду вниз, сварю макароны, — говорю, — а ты когда немного подумаешь, спускайся. Все-таки мы твои дети и хотим кушать. Время обеденное, как никак.

— Ладно, ребенок, иди. Скоро спущусь.

Все еще прибывая в эмоциональном раздрае, выхожу из родительской комнаты и спускаюсь на кухню. Ставлю вариться макароны, делаю бутерброды, а про себя представляю всех троих особей мужского пола и ругаю каждого за собственные косяки, которые по-моему мнению накопились передо мной. После этого становится чуть легче, по крайней мере, до того момента, пока я не выхожу проветриться на территорию около нашего дома и за забором не слышу веселые голоса и не чувствую умопомрачительный запах шашлыка.

Живот урчит, и я не раздумывая, как к себе домой, выхожу из калитки и захожу в соседнюю. Но по мере того, как я приближаюсь к божественным ароматам, я различаю сначала голоса, а потом вижу родителей Макса, самого друга и еще Лину, которую сразу узнаю.

Павел Юрьевич жарит мясо, а тетя Света сидит с парочкой за столом и мило беседует. Видно, что обсуждают что-то забавное.

Понимаю, что мне неприятно. Я то думать забыла об этой девушке, а тут вон, как оказывается, она все эти месяцы была рядом с Горским.

Резко разворачиваюсь и убегаю. Уголки глаз слезятся, но мне важно как можно быстрее покинуть чужую территорию.

Когда я была на кухне и делала обед, проскочила мысль, посоветоваться с Максом и рассказать про своего отца, но теперь уверена, что этого не сделаю.

Отныне мое сердце и мысли для Горского закрыты, и меня точно ничего не держит здесь. Наоборот, даже хочется начать жить сначала, познакомиться с новыми людьми, подальше от всех проблем, которые свалились на меня разом.

Одно я поняла точно, я буду просить маму о переезде и не позволю ей терпеть такое пренебрежение со стороны отца. Теперь он для меня враг и пустое место, как и Тихомиров, и Горский вместе взятые.

13

— Божечки, Машенька, как же ты выросла! — обнимает меня сухопатая бабушка, а потом следом проделывает то же самое с мамой и Мирой.

Дедушка, дождавшись своей очереди, проделывает тоже самое, что и его жена, и наконец, пропускают нас внутрь дома.

Ласковый ветер треплет мои волосы, в воздухе стоит запах моря, а вдалеке видно, как… Прибой.

Несмотря на удручающие события, что поспособствовали нашему переезду, я была искренне рада находиться в кругу близких родственников.

После маминого признания насчет поступков папы, я закрылась в своей раковине обиды на весь мужской род.

По утрам я также ездила с Горским в школу, а тот вел себя как ни в чем не бывало. За десять минут езды, мы общались крайне мало, и не о чем значительном.

Находясь в эмоционально закрытом коконе, будто гусеница, мне проще было игнорировать Тихомирова, который все также пытался привлекать мое внимание, но я совершенно бесстрастна была к его потугам, потому что то, что я слышала, и то, как он себя вел, говорило за него лучше любых слов.

Я старалась ни с кем не конфликтовать, хотя иногда очень хотелось, была апатична и выжидала момента, когда мама, наконец, созреет на следующий шаг и параллельно готовилась к итоговой аттестации, сдавала внутри школьные экзамены.

Спустя неделю, после нашего разговора с мамой, она снова пригласила меня в их с папой комнату на разговор, и призналась, что хорошо подумала над моими словами, просчитала все будущие развития событий и наконец решилась уйти от мужа.

Отца я за ту неделю практически не видела, мне он бросил как-то вскользь, что он пока поживет в московской квартире, потому что на работе у него очередной аврал и ему стало неудобно добираться домой по пробкам. Я тогда про себя посмеялась — раньше у него проблем не возникало, ездил как-то, а сейчас, бедненький, утомился.

Мама взяла себя в руки, стала более собранной, перестала столько времени сидеть в четырех стенах, я видела, как она приободрилась, потому что у нее появилась цель.

Мы с ней решили, что как бы сложно не было, мы продержимся до конца мая, я сдам экзамены, а потом мы совершим тайную женскую операцию, под названием переезд.