Позволь мне верить в чудеса

Оскорбил, зная, что ответить не сможет. Отправил захлебываться собственными рыданиями.

Благородно. Что тут скажешь.

А главное — эффективно.

Корней продолжал стоять, а из спальни — доноситься рыданья. И с каждым новым «заходом» все более сильные, отчаянные какие-то… Искренние до того, что волосы дыбом. И абсолютное чувство цугцванга. Когда любой твой шаг — заведомо проигрышный. Останься ты тут или пойди туда — сделаешь одинаково плохо. Извинись или притворишься, что ничего не произошло. Позволь уйти в ночи или оставь дома силой.

А все потому, что незыблемые правила Корнея Высоцкого нельзя нарушать. Даже самому Корнею Высоцкому. Ведь их нарушение дорогого стоит всем. В частности, ему.

Глава 41

Когда Корней шел к спальне, под ботинками хрустело стекло. И это было даже отчасти приятно.

Достойное «музыкальное сопровождение» основной партии — не прекращающихся рыданий Ани Ланцовой, доносящихся из ее комнаты в его квартире.

Она наверняка хотела бы, чтобы дверь была достаточно плотно закрыта и не пропускала звуки. Наверняка была бы не против, чтобы он сейчас ушел, включив минимальную человечность. Чтобы позволил нарыдаться вдоволь наедине с собой, ведь очевидно — успокоиться она просто не может.

Это все подсказывал Корнею ум. Но он зачем-то прислушался не к нему, а к… Сердцу, что ли?

Шел по стеклу до той самой двери, открыл шире, остановился на пороге, оглянулся…

Девочка стояла в углу, как наказанная.

Уткнулась лбом в стены, закрыла лицо руками и отчаянно рыдала, действительно будто захлебываясь. Плечи тряслись, как судорожные, плач то и дело чередовался с ни чем не заканчивающимися попытками наконец-то отдышаться… И будь на ее месте кто-то другой, Корней посоветовал бы выпить воды, оставив разбираться с собственной эмоциональной несдержанностью без него. Но не сейчас…

Аня не сразу заметила, что в комнате не одна, а когда поняла, то уже по мужским рукам пошли мурашки от не просто испуганного, а по-зверски загнанного взгляда, выставленной вперед руки, попытки забиться еще дальше и даже не крика, а писка:

— Не подходите!!! Пожалуйста, не подходите! Я поняла! Я уйду!!! Я сейчас уйду! Не подходите только!!!

А когда Корней постарался обратиться тихо, просто обратиться… Стало еще хуже.

За его негромким: «Аня» последовал совсем нечленораздельный скулеж, а следом плотно заткнутые уши, снова лбом к стенам и такое отчаянье на лице, что даже смотреть становится физически больно.

— Я не такая… Вы не понимаете… Я не такая… — Корней и сам не знал, как умудряется разбирать сбивчивую речь, чередующуюся с всхлипываниями. Но, видимо, все дело в том, что сейчас услышать ее было впервые настолько важно.

— Ты не такая. Я знаю.

Он старался говорить максимально ласково. Настолько, насколько умел. Делая маленькие незаметные шаги к загнанному в угол зверьку. Им же самим загнанному. А ведь обещал, что волк зайца не тронет. Врал, получается…

— Вы просто не понимаете… Вы ничего не понимаете… Я… Я никогда бы… Я никогда бы вот так… Я никогда бы без… З-защиты… И не бросила бы никогда… Вы просто не были… В моей шкуре не были… Вы не знаете… Как это больно не знаете…

Он действительно не знал. Да и сейчас мог только догадываться. Но не сомневался в двух вещах — своей вине и ее искренности. Поэтому продолжал подходить, стараясь слушать, по возможности разбирать и соглашаться.

— Я вам не нужна… Я никому не нужна… Только бабушке… И я бы с ней… Я бы ее никогда не бросила… Вы не понимаете…

— Ты права, Аня. Ты во всем права. Не бросила бы. Я знаю.

Корней остановился четко за продолжающей сокращаться от рыдающих спазмов спиной. Отгородил пути отступления руками. Делая из угла будто квадрат.

И стоило Ане это понять, она тут же попыталась сбежать. Отчаянно визгнула, уткнулась в руку, отпрянула, будто обжегшись, а потом снова лицом в руки и лбом в стены. Девочку бросило в крупную дрожь, дыхание еще сильнее участилось…

И вроде стоило бы отойти, ведь так ей явно сложнее, но Корнею казалось, что присутствие человека рядом должно ей помочь. Даже такого, как он… Хотя лучше бы другого, конечно…

— Вас никогда не бросали… От вас не отказывались… Вы не можете… Вы меня судить не можете…

— Ты права. Не могу. Прости.

— Вы д-думаете… Что если я вам не нужна… Что я н-никому не нужна… А я… А как мне жить, если это правда? Что мне делать, если у меня не получается? Что мне делать, если я хочу то, чего никогда не смогу получить? Что? Я не знаю, что? Скажите мне! Я же ничего никому не делаю плохого… Я же никому…

— Аня…

— Что я вам сделала? Скажите, что? Что я не так сделала, что вы меня… Шл… Шл… — явно собиралась выговорить, но не смогла, только еще сильнее заплакала… И еще раз попыталась вырваться…

— Я не имел права. И ты ничего не сделала.

— Но за что тогда? Скажите, за что? Я же старалась… Я же так старалась… Я же всегда стараюсь, а получается… Ничего не получается…

Будто совсем обессилев, Аня опустила руки, зажмурилась, скривилась… И пусть наверняка хотела остановиться, но не смогла — слезы продолжали бежать по щекам…

— Мне больно очень…