Позволяю любить

— Не знаю. Пусть не скоро, но хоть что-то же все-таки должно измениться…

— Да ни черта ничего не изменится! — Юрий огорченно всплеснул пухленькой ладошкой. — И ты сам прекрасно это знаешь. А парню этому не с голосом не повезло — нет, ему не повезло с тобой.

— Это точно, — легко согласился Виктор. — Со мной ему ни капельки не подфартило! Кабы на моем месте кто-нибудь потолковей сидел, например ты…

Эх, зря он так! Юрий, в конце концов, не виноват в том, что некая визгливая блондинка закатила тебе утром болезненную пощечину…

И без того отлично, когда твой зам так тебя понимает. Не надо лишних слов, не надо ничего объяснять и по сто раз разжевывать. Перебросились несколькими лаконичными фразами — и все друг другу ясно.

А ты на него вызверился…

— Ты просмотрел контракт с «Арденом»? — спросил Юрий, словно никаких резкостей от Виктора в его адрес и не звучало.

Каков молодец! Настоящий друг!

Почему-то Виктор еще больше приуныл.

— Да. Условия неплохие. Но все же пусть юрист ознакомится.

— Угу. Прямо щас и отнесу. Давай бумаги. — Юрий поднялся.

Идиот!

Чертов барбос! В голове — большая дырка! Как можно было забыть такой важный документ дома?!

Виктор гадливо поморщился, вообразив, какой Ника может устроить спектакль, когда завидит пришедшего Юрия. Зрителей прибавилось — сам Бог велел повторить шоу на бис. Но и откладывать дела из-за глупой девчонки тоже не стоит.

Вернувшись домой, Виктор первым делом нашел нужный документ и передал его Юрию. Кажется, можно потихоньку исчезнуть.

Однако его насторожила непривычная тишина. Странно, Ника не выскакивает навстречу, не кричит, не бросается с оскорблениями. А она всегда бросается — не ругаться, так обниматься.

Что-то тут не то, не в характере Вероники так легко отступать от задуманного. Виктор вызвал охранника, тот ответил, что Вероника как удалилась в спальню, так оттуда не выходила.

Предчувствие подсказывало — надо туда. Только почему-то страшно вдруг не захотелось.

Юрий заметил замешательство друга.

— Иди-иди, — сказал он Виктору. — Я здесь побуду, внизу.

Виктор поднялся на второй этаж, сердце камнем сдавила мутная тревога. Зашел в спальню — и сразу все понял.

Зачем, Ника?

Нет, она не отказалась от задуманного. Вероника настояла-таки на своем — правда, сделала это самым бестолковым способом, на который была способна: она решила пугануть его эпатажной попыткой самоубийства. А что может быть эффектнее, чем горсть лекарств?..

Ника лежала бездыханно, сознание уже покинуло ее. «Все же актриса из нее никудышная, — мелькнула в голове неуместная мысль, — впрочем, режиссер получился бы дельный…»

Вокруг — живописный беспорядок, она — в эффектной позе: голова откинута назад, красивые волосы рассыпаны спелым сеном; вся загадочна, бледна и прекрасна. Рядом с ней Виктор заметил опустошенный флакончик из-под лекарства, а на самом видном месте — ну конечно, записка! Предсмертная, чтоб вы знали, записка!

Тьфу, дура! Дура! Дура! Трижды дурная дура!!!

Записка была написана ярким фломастером, текст гласил: «Ты еще пожалеешь». Выведено аккуратным почерком. Несколько раз переписывала. Возможно, и содержание письма изменяла.

Виктор поднял пузырек, поднес к глазам. Пентобарбитал. Что за гнусное пойло? Кажется, снотворное.

Виктор сделал все, что было в его силах. Лучшая клиника, лучшие врачи, лучшие препараты и лекарства. Но врачи — не боги, и медицина не всесильна.

В своем спектакле, рассчитанном на одного только зрителя, она детально расписала все действия, все акты этой страшной игры со злой теткой-смертью. Не рассчитала только времени наступления антракта — и переборщила с дозой. Организм не выдержал. Врачи вынесли неутешительный диагноз: острая почечная недостаточность, и никто из них не только выздоровления не гарантировал, но даже не прогнозировал вероятности выздоровления.

— Я не хочу умирать!.. Я только напугать тебя хотела!.. — рыдала она в реанимационной палате на гемодиализе. А потом — истерично хохотала и бросала в лицо Виктору страшные проклятия и оскорбления. Потом снова рыдала и в мольбе протягивала к нему руки. «Спаси меня! — кричала она. — За мной скоро придут. Не отдавай меня им!..» И — закатывалась в бурном хохоте.

Врачи беспомощно разводили руками. Ее записка — как насмешка судьбы. «Ты еще пожалеешь» — обещала роковая запись, и внутренний карман Виктора, где хранился этот обрывок бумаги, нестерпимо выжигал сердце.

«Ты выбрала плохой сценарий, детка, — грустно думал Виктор. — Теперь сама себя жалеешь. Поздно, ничего не исправить».

Ника потеряла ребенка. Виктор внезапно испытал ощущение, будто у него украли что-то очень ценное. Отняли нечто важное, о чем раньше он не догадывался и потому совсем не ценил. Только теперь он обнаружил, что, оказывается, совсем не прочь стать отцом, большим, сильным и всезнающим папой, что ему нравилось бы, если б малыш залезал к нему на колени, обвивал шею крохотными ручонками и шептал на ухо: «Хочу игрушку, па…»