Позвольте представиться!

Когда умер отец, я решил найти Ленни во что бы то ни стало. Ложась спать, писал на обрывках старых газет: «Наутро Кри проснулся в Городе Творцов, рядом со своей сестрой», а просыпался в своей кровати. Формулировал так и этак, не понимая, не желая смиряться с простой истиной – никакого города нет и в помине. Я думал, что просто один из творцов когда-то давно написал Городу хорошую защиту от чужих, и не терял надежду однажды ее пробить. Я даже думать не хотел, что Город – фикция, ведь тогда пришлось бы признать, что сестру где-то держат взаперти, а может, и того хуже… Нет, нет! Ведь Альянс Девяти творцов-управленцев регулярно показывали публике, и картины веселой жизни в Городе были развешаны повсюду, смотри – не хочу. Когда я был маленьким, часами стоял возле них, пытаясь разглядеть на этих картинах Ленни. Не могло, никак не могло быть такого, чтобы Города не существовало вовсе.

Не могло, но так оно и было.

Теперь, когда тетрадь открыта, не осталось ничего между мной и мыслями в моей голове. Я держу ручку и, собираясь с духом, вспоминаю ту судьбоносную ночь, накануне которой наконец нашел в себе силы написать в дневнике: «Сегодня я увижу во сне, что случилось с сестрой после того, как ее забрали у нас».

И увидел.

В автобусе, увозившем Ленни из родного городка, царило веселье. Ей самой было немного грустно от воспоминаний о маме, папе и брате, но ведь такова ее судьба, ничего не поделаешь. Зато она станет великой Пишущей и, может быть, даже однажды войдет в Альянс Девяти. А почему бы и нет? Ментор сказал, она очень талантлива, не каждой достается такой дар. А через четыре года, когда Кри подрастет, они встретятся в Городе Творцов и все будет совсем прекрасно.

Замечтавшись, она не заметила, как стемнело за окнами, а спустя какое-то время автобус въехал в длинный ангар. Почти все дети спали, и только некоторые, включая Ленни, хотели выйти размяться, но не тут-то было. Дверь автобуса оказалась заперта, а водитель ушел.

Что ж, подумала Ленни, значит, надо чуть-чуть подождать.

Села на свое место и вдруг почувствовала, что воздух стал сладковато-приторным. Она попыталась было что-то сказать, но почему-то язык отказывался шевелиться. Она хотела написать пальцем на спинке сиденья, но не смогла поднять руку. И последнее, что она подумала, прежде чем погрузиться в сон: «Интересно, что сейчас делает Кри? Вот бы…»

Я дергаю подбородком, стискиваю зубы, дышу глубоко. Ручка выпадает из пальцев.

И спустя много лет я слышу в голове это: «Вот бы…»

Что она хотела узнать перед тем, как уснула навеки? Что она думала?

«Вот бы вернуться домой»?

«Вот бы увидеться с мамой»?

Или, может…

«Вот бы ничего этого никогда не было»?

Может, когда-нибудь я это узнаю.

А пока…

Подбираю ручку и начинаю писать. Чувствую, что от напряжения лицо искажает гримаса, но ничего не могу с нею сделать и только пишу все быстрее и быстрее.

Я всегда думал, что не имею морального права распоряжаться жизнью и смертью. Что я не бог, а значит, не могу вершить судьбы людей.

Но…