Позвони мне

Помню, глубокой осенью к Косте приехала из города Саратова милейшая студентка Ирина. Они познакомились летом, когда я с родителями отдыхал на побережье Чёрного моря, в гостеприимной Джубге. Мы прикупили ящик артёмовского шампанского и бражничали пару дней напролёт. Часа в три ночи Костя молча оделся и оставил нас вдвоём. Он явился под утро, свежий, чисто выбритый, с обескураживающей улыбкой и необъятным букетом оранжевых роз. Оказалось, что у Ирины наступил день рождения. До сих пор не представляю, где можно было по тем временам в Луганске, глухой ноябрьской ночью, раздобыть такие роскошные цветы.

Саратовская студентка натуральным образом неожиданно забеременела. Летом она приехала в Луганск и продемонстрировала фигуранту своё интересное положение. Костя без лишних разговоров принял возлюбленную и женился на ней. Молодые по всем правилам гражданского кодекса скрепили печатью счастливый брак. Прямо из ЗАГСа отправились к родителям супруги для персонального знакомства. Тёща ненавидела зятя загодя, поддавшись всевозможным городским сплетням. Он не обманул самые смелые её ожидания. Мой друг вручил тёще в середине июля скромный букет из тарахтящих пластмассовых тюльпанов, в качестве подтверждения своей непутевости, и был окончательно проклят.

Такого человека, как Костя, мне не пришлось больше повстречать на своём пути. Если мы выезжали на рыбалку, он брал с собой все туалетные принадлежности. Надо было видеть, каким гоголем выходил Костюха из палатки к вечернему костру. Обязательно выбритый, надушенный, с безупречной причёской, в наутюженных габардиновых брюках, в обуви, доведённой до состояния зеркального блеска. Так было всегда, в любом лесу, у любой речки, независимо от состава компании, будь то одних только мужчин. Костя никому не позволял строить с собой отношения, что называется, по-простецки. Дескать, мы люди простые, давайте без церемоний. Он был очень непростой человек, не терпел хамства и умел довести это до сведения окружающих.

Свою жизнь Костя оборвал жутким образом. Он вышел на балкон, облил себя бензином и закурил папиросу. Никто не вправе судить чужую жизнь, потому что она сама беспристрастно осудит всякого человека. Костя был из тех людей, которые не умеют и не желают приспосабливаться. У них слишком велико значение собственного достоинства, и если подобная самооценка не находит положительной реализации, то возникает непреодолимый конфликт с окружающим миром.

Вот ведь представил вам Костю Боровкова эдаким суперменом, а может, рыцарем печального советского образа, и тут же вспомнил ещё про одного моего удивительного приятеля, Женю Лицоева. Женька – это немного уменьшенная копия артиста Сергея Филиппова. Он происходил от очень добропорядочных, интеллигентных корней. В связи с очевидной нестыковкой генетических установок на советскую действительность, прожил жизнь бестолковую, но чистую и безмятежную.

Однажды судьба улыбнулась Женьке по-крупному: ему достался в наследство капитальный каменный дом, который он тут же продал за пятнадцать тысяч полновесных советских рублей. Немалая по тем временам сумма, способная круто изменить человеку жизнь. Ни за что не угадаете, как распорядился наследством мой приятель. Он приобрёл в универмаге новенькое черниговское пианино, а на оставшиеся деньги закупил около пяти тысяч бутылок шампанского. Завёз грузовиками всё это хозяйство на подворье и складировал в собственном доме. За пару лет он, конечно, одолел с барышнями закупоренное в бутылках лето. Пустую тару аккуратно укладывал штабелями во дворе в форме египетской пирамиды и любил вечерами прохаживаться возле неё с победительной улыбкой фараона.

Я подозреваю, при этом он тешил своё самолюбие сладкими воспоминаниями о былых кутежах. Должен признать, тут было от чего прийти в умиление. Но и это не самое главное. Когда я поинтересовался, для чего приятелю понадобилось покупать пианино (к музыке Евгений имел точно такое же отношение, как к филиппинской медицине), он и секунды не помедлив ответил: «Ты знаешь, очень приятно – зайду в дом, а оно стоит». Вот и всё, обезоруживающе просто и содержательно.

Хотя в действительности не всё. В истории с приобретением моим товарищем новенького пианино есть одно весьма деликатное обстоятельство. Дело в том, что когда-то, ещё до рождения Евгения, в доме его дедушки регулярно звучал немецкий концертный рояль фирмы «Бехштейн». Вот это проявление верности памяти своих предков, фактически на генетическом уровне, как раз и является свидетельством высокой порядочности и благородства настоящего человека.