Позвони мне

– Да почему же напрасно родились и что вы такое городите, – искренне засокрушался Чумайс. – Всё, что вы героически наработали своим бескорыстным трудом, теперь в самый раз для хороших людей пригодилось и служит довольно исправно. Сами судите: ребята яхтами свежими обзавелись, пляжи песчаные на Лазурном берегу прикупили. Мы всегда с большой благодарностью вспоминаем про вас. Но, как я понимаю, вы своё получили сполна. Вспомните восторг пятилеток, вспомните счастье осмысленно прожитых лет, когда не грозит сжечь позор за бесцельно потраченные годы. Вы же все закалились, как сталь, вам не очень с руки, должно быть, рядиться в золотые оковы капитализма? Каждый должен уметь делать в жизни свой выбор. Вот вы забавлялись игрой в строительство коммунизма, дозвольте теперь и нам игрой в капитализм самую малость, хоть чуток поразвлечься.

Тут взбесился не на шутку Чапай, выскочил из-за стола, левой рукой вцепился в бинокль, правой ухватился за шашку и, играя желваками, огласил свой непреклонный вердикт:

– Вот подлец. Я для чего пригласил вас, товарищи? Не тебе, Паша, объяснять, какою ценой достались народу богатства дивизии. А вот эта белогвардейская контра растащила заводы и фабрики по своим безразмерным карманам и оставила весь личный состав в дураках. От вас хотел получить добрый совет, как поступить с этой гадостью. Может, заключить по чести какое-нибудь справедливое соглашение, чтобы поделился, ворюга, с бойцами своими доходами. Теперь убедился решительно: с пленной сволочью негоже заключать никаких мировых соглашений, шлёпну мерзавца из собственного нагана и шашку поганить не стану. Свистни, Петруха, сейчас же Кашкета, пускай яму возле помойки копает.

Под занавес командирского негодования в глубоком кармане его габардиновых галифе прозвучала музыкальная заставка «Смело товарищи в ногу». Никаких сомнений быть не могло – звонил командарм, лично Михаил Васильевич Фрунзе. Резвым аллюром пробежав по всему списку незакрытых проблем, Чапай сфокусировался на самом узком, воистину предательском месте.

Дело в том, что дивизия хронически недопоставляла поредевших числом православных священников в почётную группу паломников, на зимнюю заготовку дровишек. О чем неоднократно ставилось на вид не только товарищу Фурманову, но и самому комдиву Чапаю. Все паломники каким-то непостижимым образом исчезали на широких сибирских просторах, как капли дождя в пустынях Синая, не подавая, хотя бы в молитвах, малейших признаков жизни. Фурманов заверял любопытного протоиерея Наума, что православным священникам больно уж нравится на сибирском раздолье и никто не изъявляет желания возвращаться обратно домой. Дело дошло до того, что благочинный то ли по недомыслию, то ли от зависти притащил комиссару список, в котором под первым номером поставил себя самого. Дмитрий Андреевич посмотрел на одуревшего протоиерея таким уничтожающим взглядом, что тот со скоростью скачущего от Святого Духа сатаны вычеркнул свою фамилию из привилегированных чемпионских рядов.

Между тем звонок от командарма Фрунзе вполне мог иметь и секретное содержание – на фронте всегда могут развернуться неожиданные военные действия. Поэтому Василий Иванович предусмотрительно дистанцировался от центрального пенька, отошел на известное расстояние и по всей форме доложился:

– Слушаю вас, товарищ командарм, всегда готов к выполнению любого задания!

За столом слышны были только скупые обрывки ответов Чапая. Можно было примерно догадываться, что речь идет о наличии боеприпасов, о заготовке фуража и рытье паутины окопов. Потом разговор перешел в житейскую плоскость, похоже, не забыли про баб и ещё про какие-то вызвавшие здоровый смех милые глупости. Но как это часто бывает, даже у самых важных людей за праздниками наступают серые будни, и по тому, как Чапай подтянулся, нахлобучил папаху, ощетинил усы, не трудно было догадаться, что беседа перешла в деловое, серьёзное русло. После короткого прослушивания Василий Иванович чётко отрапортовал: «Здесь, у меня, товарищ командарм».

Следом подтянулся как-то очень уж строго, ещё глубже нахлобучил папаху, ещё жёстче ощетинил усы и чётко доложился: «Так точно, сидим здесь, чаёк попиваем, по-партийному ведём товарищескую беседу».

Опять через паузу, Чапай начал нервически теребить свой бинокль, с чем-то хаотически соглашаться, благодарить за звонок и в конце сообщил: «Хорошо, сейчас с удовольствием передам».

Комдив, глядя куда-то в сторону, где над дальней кромкой леса в вольном полёте кружил соколок, отнюдь не командирской поступью приковылял к центральному пеньку. И со словами «Это вас, уважаемый Анатолий Варфоломеевич», уронив не единожды смотревшие смерти в лицо глаза, передал трубку Чумайсу.

Рыжий чертяка, не изображая никаких человеческих эмоций на своей конопатой физиономии, ловко подхватил услужливо поданный мобильный телефон и как ни в чём не бывало, практически на равных, сообщил командарму: «Всё в порядке, Михаил Васильевич. Скоро буду, обождите немного. Без меня, пожалуйста, не начинайте».