«Ну, вот, совсем другое дело, – проскочила мысль, – словно опытный гробовщик мерки снимал!»
– И в длину по меры и в ширину как раз! – поерзав и, устроившись поудобнее, довольно произнес Святогор. – Ай же ты, Илья, да покрой‑ка крышечку – полежу в гробу я, полюбуюся!
К этому, в общем-то, все и идет, наконец доперло до меня, чем закончится этот сюрреалистический былинный сюжет. Плавали, знаем! Его даже в школе проходят.
– Эх! – Я поднапрягся, пытаясь сдвинуть с места массивную каменную крышку. Да хрен там – тут только краном поднимать!
– Мельчаете, людишки! – недовольно буркнул великан и, приподнявшись в гробу, одним движением могучей руки натянул каменную плиту на себя.
Едва только крышка заняла соответствующее ей положение, как щель между крышкой и гробом словно заросла.
Ну, вот, началось…
– Ай же ты, Илюшенька! – заворочался внутри «сросшейся» в единое целое домовины былинный исполин. – Мне в гробу лежать да тяжелешенько! Мне дышать‑то нечем, да тошнешенько! Ты открой‑ка, Илья крышечку гробовую, да подай‑ка мне да свежа воздуху!
– Не могу, Сятогор-батюшка! – крикнул я, обходя по гроб кругу, пытаясь найти хоть одно небольшое отверстие. – Слаб я и немощен, против тяги такой!
– А-а-а! – взревел плененный великан и принялся биться внутри захлопнувшейся «мышеловки».
Гроб затрясся, заходил ходуном. Чудовищные удары заставляли его подпрыгивать, но крышка стояла незыблемо. Лишь в одном месте, возле изголовья, образовалась небольшая трещина. Разбушевавшийся великан, наконец, затих, и я сумел приникнуть к этой трещине.
– Ты как, Святогор-батюшка? Жив ли?
– Ты разбей-ка, Ильюша, крышечку моим мечом! – попросил меня Святогор.
Я с сомнением оглянулся на огромный меч, едва ли не превышающий размером весь мой рост.
– Не подниму я его…
– А ты прильни, Ильюша, к трещине – передам я тебе часть силушки своей немерянной! И сможешь тогда с моим мечом совладать!
Я припал к трещине лицом, а Святогор обреченно выдохнул. Могучим напором воздуха меня снесло с ног к самым копытам коня, голова закружилась, что я на несколько мгновений совсем потерял всякую ориентацию. Наконец, собрав волю в кулак, я справился с головокружением и поднялся на ноги. Охренеть! Незабываемые ощущения! Сила, наполнившая мои старые и дряблые мышцы, била фонтаном! Хотелось прыгать, орать… Да я сейчас легко мог разрушать горы и вырывать с корнем столетние деревья! Я подошел к перевязи и легко выдернул из ножен исполинский меч. Подошел к гробу и с размаху опустил сверкающую в лучах морозного солнца металлическую полосу на каменную поверхность домовины.
– Бздзинь! – Меч с возмущенным звоном и искрами отскочил от крышки гроба.
Что должно было произойти дальше, я, примерно, представлял. Так и случилось: в месте удара, прямо сквозь шершавый камень «проросла» металлическая полоса железного обруча, который сковал каменный гроб еще крепче. Второй удар – вторая полоса. Третий – третья. После седьмого удара я остановился, хотя не запыхался ни на грамм! Волшебная, почти божественная сила, клокотала и требовала выхода из моего старческого организма.
– Задыхаюсь я, Ильюша: наклонись-ка ко щелочке, я дохну еще разок на тебя и передам тебе всю силушку великую. Может, тогда сумеешь расколоть домовину проклятущую.
И что вы себе думаете, я повелся на этот развод, как сопливый пацан! Старческий склероз, он такой – чем должна была закончиться эта история, я напрочь забыл. И наклонился… Дохнуло на этот раз из гроба такой откровенной мертвечиной, что мои ноги враз подкосились. Я стек по стенке на дно расщелины, и сознание мое помутилось.
– Не кляни меня, Илья, что дохнул я на тебя «мертвым духом», – услышал я напоследок глухо доносящий из гроба голос Святогора. – Пойми одно – так надо! Что уже мертво – умереть не может! А вот возродиться для новой жизни и блистающих побед русского духа…
Я не расслышал последних слов исполина: мои взор вновь застлал серый туман преисподней, а в груди постепенно разгоралось уже позабытое пламя нестерпимо-острой боли.
Глава 8
Меня болезненным рывком вырвало из воспоминаний, навеянных «мозговым штурмом» оснаба, словно рыбешку из привычной среды обитания, подсеченную умелым ловцом. Я хватанул воздух раскрытым ртом и сморщился от боли в груди. Твою мать! «Позитивных» ощущений от «поездки» в прошлое совсем не было: сплошные кровь, боль и страдания. Болезненная пульсация в груди постепенно стихала, кровавый туман, стоящий перед глазами, рассосался, и я смог оглядеться.
– Командир? – шепнул я сухими, потрескавшимися губами. – Кино понравилось?
Но ответа не последовало. Я, как сумел, навел «резкость» единственного видящего глаза.